Лихоимцы всея Руси
Павел Доброхотов
Каждый правитель в России за время своего царствования делал как минимум две вещи: начинал бороться с взятками и признавал невозможность побороть их
«А кто из вас умеет гуся разделывать»? — спросил Иван Грозный у палачей на торговой площади. Перед ним на коленях стоял осужденный дьяк. «Слишком большой посул взял, — пояснил царь, — гуся, нашпигованного монетами принял». Палачи молчали. «Так я вас научу, — продолжил, посмеиваясь, Грозный. — Сначала отрубите ему ноги по половину икр, потом руки по локоть». Блеснул топор. «Что, вкусно ли гусиное мясо»? — ласково обратился Иван к воющей от боли жертве. Но вот, наконец, несчастному отрубили голову. Это была первая казнь в России за взятку. Шел 1556 год...
Смерть в толпе
До середины XVI века на Руси существовала система кормлений: гостинец принес — дело решил. Воевода и дьяки, а также служащие приказов не получали жалованья и жили за счет приношений просителей. Но из-за многочисленных жалоб на притеснения и вымогательства должностных лиц кормления в 1555 году отменили. Иван Грозный ввел служащим содержание от казны и первым запретил взятки — посулы. Но царским приказным как несли, так и продолжали нести, лишь бы дело было решено. Да и сама власть часто закрывала на такой порядок глаза. Это касалось в первую очередь тех, кто был приближен к государю. Известно, что взятки брал главный опричник Грозного — Малюта Скуратов, который в своем приказе Сыскных дел вымучивал из подозреваемых крупные денежные суммы. После роспуска опричного войска в 1572 году Малюта впал в немилость и над ним сгустились тучи: уж слишком много жалоб поступало на его злоупотребления. Но он погиб во время Ливонской войны — 1 января 1573 при штурме крепости Вейсенштейн. По приказу царя тело Малюты отвезли в Иосифо-Волоколамский монастырь. Иван даже внес 150 рублей на помин души Малюты — больше, чем по своему брату Юрию или жене Марфе.
А вот при слабовольном царе Алексее Михайловиче вокруг государя образовалась настоящая «мафия», управляющая государственными делами и обиравшая народ. Заправлял всем боярин Илья Данилович Милославский, на чьей дочери — Марии — был женат царь. Милославский, заведуя приказом Большой казны, придумывал много препятствий для торговли (например, не пропускать через мосты более трех возов сена или не ввозить без специального разрешения в города более воза кож). Кто приносил ему большую мзду, тот получал грамоту с соответствующим разрешением, этакая взятка за лицензию. На ключевые посты Милославский выдвинул своих родственников — людей небогатых и жадных.
Особенно выделялся глава Земского приказа Леонтий Плещеев — его должность соответствовала должности председателя Верховного суда по современным меркам. Плещеев превратил суд в инструмент вымогательства с таким размахом, о котором Малюта Скуратов и мечтать не мог. Плещеев завел шайку осведомителей, которые выведывали материальное положение бояр и дворян и подавали ложные доносы, обвиняя богатых в воровстве или убийстве, или ином тяжком преступлении. Обвиненных отправляли в тюрьму, откуда их можно было только выкупить. Есть деньги — жить будешь.
25 мая 1648 года, когда Алексей Михайлович возвращался из Троице-Сергиевой лавры, его поезд остановила толпа, поднялся крик: жаловались на ненавистных царских родственников. Тогда люди Плещеева набросились на жалобщиков и принялись избивать их плетьми. Толпа пришла в неистовство, в дело пошли палки и камни, народ ворвался в Кремль и разграбил боярские дома. Испуганный царь решил пожертвовать Плещеевым. Его вывели на Красную площадь в сопровождении палача. Но толпа решила сама совершить месть: отбила осужденного у стрельцов и размозжила ему камнями голову. С убитого сорвали одежду и обнаженное тело тащили по площадям с криками: «Вот как угощают плутов и воров!» Мертвеца ногами затоптали в грязь, а голову отрубили. Такова была ненависть населения к нему.
Сколько стоит ночь с императрицей
За искоренение остатков системы кормлений и вымогательств решительно принялся Петр I, который в 1714 году ввел за взятку смертную казнь. Любая взятка теперь — уголовное преступление, как и взяткодательство. Правда, смертная казнь полагалась только за тяжкий проступок, совершенный за взятку, за остальное лихоимец карался в зависимости от тяжести вины отдачей в солдаты, ссылкой на галеры, тюремным заключением, лишением имущества или штрафом. Царь ввел также должности фискалов, в обязанность которым вменил «над всеми делами тайно подсматривать». Но взятки продолжали и продолжали брать. «На протяжении всего XVIII века шла щедрая, широкая раздача несметных богатств всем политическим приживалкам, которые вовремя успели низко поклониться или чем-либо выслужится перед начальством, — писал историк-юрист Павел Берлин. — Карая взяточников, правительство в то же время приучало видеть в политической власти рог изобилия всяческих материальных благ. Знать и чиновники систематически приучались рассматривать богатства и достояние частных лиц не как их личную собственность, а как достояние государства, достояние, которое правительство дало, правительство [в лице чиновника] может и взять… Тем самым же правительство приучало видеть источник богатства в прислуживании той или другой власти. Высшая знать прислуживалась к царю и из его рук получала щедрые дары, а чернь старалась прислуживаться к чиновникам, местным царькам, оказывать им услуги, благодарила их, чтобы на свою долю получить крохи от щедрого правительства».
Как-то Петр слушал в Сенате очередное дело о казнокрадстве и пригрозил издать указ, по которому всякий, кто украдет у казны хотя бы столько, чтобы можно было купить веревку, будет повешен. На это генерал-прокурор Павел Ягужинский заметил: «Неужели вы хотите остаться императором без служителей и подданных? Мы все воруем, с тем только различием, что один больше и приметнее, чем другой».
И первым взяточником империи был «сердечный друг» Петра Александр Данилович Меншиков. С кого он только не брал взяток! И с Военной коллегии (10 000 рублей), и с Московского казначейства — за покрытие их собственных недостач (53 679 рублей), и с Мазепы — за содействие в избрании гетманом, и со знаменитого казнокрада графа Гагарина — за сокрытие растраты (за это Меншиков получил 5000 рублей). С 1714 года Меншиков постоянно находился под следствием за злоупотребления и хищения и не раз приговаривался к крупным штрафам, от уголовного наказания его спасало только расположение императора Петра I и его супруги, будущей Екатерины I, при которой он стал фактически правителем государства. Но вот когда к власти пришел Петр II, фавору Меншикова пришел конец. В 1727 году его сослали сначала в Раненбург, а потом в сибирский Берёзов, где он жил с семьей на 10 рублей в день. Экономно хозяйничая, он скопил на строительство небольшой деревянной церкви, в которой служил пономарем и по воскресеньям выступал с проповедями, призывая не брать взяток.
После смерти Петра I наступила эпоха «бабьего царства», правления императриц, вокруг которых всегда толпились фавориты, обладавшие огромной властью и наглостью обирать казну и подданных своих любовниц. Одним из самых известных деятелей такого рода был Эрнст Иоганн Бирон — герцог Курляндский, оберкамергер двора императрицы Анны Иоанновны. Двести тысяч талеров Бирон получил от Пруссии за то, что расстроил заключение русско-французского союза. Столько же — за гарантию избрания на курляндский престол сына прусского короля. Бирон разрешил англичанам транзитную беспошлинную торговлю с Востоком через русские земли. Этим он принес колоссальные убытки казне, зато сам положил в карман круглую сумму.
Тяжелые времена настали для Бирона после смерти Анны Иоанновны. Недовольная «немецким влиянием» при дворе русская аристократия устроила переворот, и 9 ноября 1740 года Бирон был арестован. Его обвинили в желании захватить власть и приговорили к смерти, которую позже заменили ссылкой в Пелым, а затем в Ярославль. Петр III, известный своими симпатиями к немцам, вернул Бирона в столицу и возвратил ему часть потерянного имущества, а Екатерина II, немка по происхождению, «по истинному праводушию и по особливой к его светлости герцогу Эрнсту Иоганну императорской милости» вознамерилась «способствовать восстановлению его во владении взятых у него герцогств курляндского и семигальского». Бирон получил назад свои владения и спокойно умер в Митаве в 1772 году. Повезло лихоимцу с немцами на троне.
Сразу после восшествия на престол Екатерины II был издан указ об ужесточении ответственности судей, который отмечал невероятное распространение взяточничества. Многие судьи, говорилось в нем, свое звание рассматривают только как источник дохода. Казенного жалованья не хватало, и «взятка по-прежнему делается необходимой, — писал историк XIX века Николай Чечулин, — честный секретарь, когда таковой встречается, кажется редким явлением, чуть не чудом».
Но и высшие сановники полагали, что их доход не соответствует занимаемому ими положению, например знаменитый фаворит Екатерины II Григорий Потемкин. Правда, его запросы были, сравнительно с другими, еще, можно сказать, скромны. Он только получил взятки и от французов, и от англичан (общей суммой около 200 000 рублей), гарантировав, что Россия не вступит в Войну за баварское наследство, да спекулировал винными откупами. Оскандалился Потемкин на другом: он продавал право разделить ложе с императрицей ее новым потенциальным любовникам. Ночь стоила 100 000 рублей. Куда выгоднее, чем вести дела с французами и англичанами! Судьба была милостива к графу: даже выйдя из фавора, он не потерял расположения Екатерины II, оставался на государственной службе и прославил себя присоединением к России Крыма в 1783 году.
Как правильно давать взятку
В 1830 году вышла любопытная книга Эраста Перцова «Искусство брать взятки» — настоящее пособие, пусть и шуточное (а в каждой шутке, как известно, только доля шутки), для оборотистого чиновника. Автор, в частности, приводил классификацию взяток: «Взятки взимают трояким образом. Во-первых, натурою. К сему разряду причисляются обеды, подарки на память любви и дружбы, сюрпризы в дни именин или рождения самого взяточника, его жены и детей, нечаянно забытые вещи на столе или вообще в доме взяточника; продажа движимого имущества и уступка дворовых людей, разумеется, без платы денег…
Лучшими же из сего рода взяток считаются обеды: такие взятки скрываются в безопасном месте, то есть в желудке, и никогда не обличаются: в летописи лихоимства еще не было примера, чтобы обеды доводили до суда.
Второго рода взятки взимаются ходячею монетою. Из всей государственной монеты предпочтительно избирайте ассигнации, потому что они переходят из рук в руки без шуму и звону, легко промениваются на серебро и золото… мало требуют места и удобно помещаются всюду: в кармане, за галстуком, в сапогах, за обшлагами рукавов.
Третий род взяток — взаимные одолжения: иногда процесс решается в пользу одного тяжущегося на договоре, чтобы он, в свою очередь, доставил делопроизводителю такую-то выгоду по службе; иногда судья уступает наветам всем известного оглашенного ябедника единственно для того, чтобы, поссорившись с ним, не потерять партии в висте; иногда начальник смотрит сквозь пальцы на плутни своего секретаря, любя в нем славного малого, который как нельзя лучше исполняет его домашние поручения; иногда из угождения прекрасной даме мужа не сажают под арест, ведь глазки красавицы — те же взятки».
Если вы хотите получить взятку, рекомендует Перцов, то, когда придет проситель, «примите вид озабоченного делами человека: слушайте рассеянно, отвечайте нехотя; когда проситель примется изъяснять вам обстоятельства своего дела… сделайте самую неприятную мину, если можно гримасу, уставьте на него мутные глаза и повторяйте ежеминутно отрывистым голосом: «да-с, да-с…», до тех пор, пока проситель не догадается, что вам некогда, и не откланяется до другого свободного времени. Опять явится, опять примите его так же; он явится в третий, пятый, десятый раз; не изменяйте при нем физиономии до той самой минуты, когда он прошепчет, что будет вам благодарен».
Какие наказания ждали взяточников в разные периоды русской истории
Аппетиты государевой супруги
В правительстве Николая I взятки признавались злом, но при низком жалованье — злом неизбежным и неискоренимым. И император прекрасно знал, кто в его окружении склонен к мздоимству. В первую очередь это относилось к доверенному лицу государя — генералу и обер-полицмейстеру Петербурга Сергею Александровичу Кокошкину. Когда министр внутренних дел Лев Перовский затеял кампанию против взяточников, вскрылись колоссальные масштабы мздоимства Кокошкина. Срочно доложили государю, мол «сильно берет». «Мне сие ведомо, — ответил Николай, — но я спокойно сплю, зная, что он полицмейстер в Петербурге».
Доверие императора было лучшей индульгенцией. Кокошкин сделал большие деньги на строительных подрядах. Сначала он устраивал «конкурс» на право начать строительство (победителем выходил тот, кто больше даст), а потом неоднократно пересматривал сметы в сторону их увеличения, получая дополнительные «откаты». Так были построены здания Горного департамента и Алексеевской гимназии. Погиб Сергей Александрович случайно. Он сорвался с подмостков на одном из строившихся зданий, куда залез из любопытства.
«Близкое к нищете положение большей части посвящающих себя гражданской службе часто самого благорасположенного и лучшей нравственности чиновника невольным образом превращает во врага правительству», — говорилось в поданной Николаю I «Записке Высочайше учрежденного Комитета для соображения законов о лихоимстве и положения предварительного заключения о мерах к истреблению сего преступления». Комитет предлагал, в частности, «отмену законов тех, кои очевидно способствуют к умышленным проволочкам, притеснениям и к вынуждению взяток».
Александр II тоже покрывал взяточников из своего ближайшего окружения. Вот что писал о нем военный министр Дмитрий Милютин: «Остается только дивиться, как самодержавный повелитель 80 миллионов людей может до такой степени быть чуждым обыкновенным, самым элементарным началам честности и бескорыстия. В то время как, с одной стороны, заботятся об установлении строжайшего контроля за каждой копейкой, когда с негодованием указывают на какого-нибудь бедного чиновника, обвиняемого или подозреваемого в обращении в свою пользу нескольких сотен или десятков казенных или чужих рублей, с другой стороны, с ведома высших властей и даже по высочайшей воле раздаются концессии на железные дороги фаворитам и фавориткам прямо для поправления их финансового положения, для того именно, чтобы несколько миллионов досталось в виде барышей тем или другим личностям». Настоящий бизнес на железнодорожных концессиях устроила вторая супруга Александра II княгиня Екатерина Михайловна Юрьевская: большинство строительных подрядов распределялось по ее непосредственному указанию между теми, кто сделал ей большее подношение.
Суммы взяток исчислялись миллионами. Например, за концессию на строительство севастопольской ветки с заводчика Карла фон Мекка потребовали полтора миллиона червонцев. При этом такие же гарантии за соответствующие деньги параллельно давались и инженеру Николаю Ефимовичу. Фон Мекку намекнули, что его хотят просто «развести», и он тогда прибег к помощи всесильного шефа жандармов Петра Шувалова, которого еще называли Петром IV. В результате концессия уплыла из рук Юрьевской. В раздражении она пожаловалась мужу, и Шувалов был отправлен послом в Лондон. После убийства Александра II Екатерина Михайловна выторговала себе ежегодную ренту в 100 000 рублей в обмен на то, что уедет из страны и не будет мозолить глаза законным наследникам трона.
При Николае II главным взяткополучателем стал министр путей сообщения, а потом и министр финансов Сергей Юльевич Витте. Известен забавный случай, связанный с саранской линией железной дороги. Сначала, в 1891 году, местное купечество было против того, чтобы чугунка шла в Саранск, потому что это привело бы к пролетаризации населения и притоку криминальных элементов . «Надо поднести нашему Вите», — условились они. Собрали полмиллиона, Витте принял, и железную дорогу проложили через неприметное село Рузаевка. Но когда она превратилась в узловую станцию и через нее пошли денежные потоки, в Саранске начали кусать локти. «Вите» решили поднести еще раз. Собрали еще полмиллиона, и через Саранск, к радости купцов, тоже пошли поезда. Лихоимство Витте осталось ненаказанным: он имел большое влияние на царскую семью и многое сделал для развития русской промышленности, за что ему многое прощалось.
Как ни странно, обществу того времени было очевидно, что взятка зачастую выполняет прогрессивную роль, и взяточники, как крупные и сановные, так и мелкие, по сути, являются двигателями прогресса. Дело в том, что российское законодательство было не просто запутанным. Законы, существовавшие в империи еще с XVIII века, вполне можно было трактовать «узко» и «широко». Так вот, «узкое» толкование, нисколько не противоречащее, а зачастую даже более соответствующее духу законодательства, было способно совершенно затормозить хозяйственную жизнь страны. Взятка же выступала в роли «расширителя» толкования.
Так, в 1910 году произошел любопытный случай. Была проведена ревизия в киевском интендантстве, выявившая многие случаи взяточничества и повлекшая многочисленные выговоры. Как пишет уже цитировавшийся Павел Берлин, «после ревизии обиженные интенданты заявили: «Хорошо же, голубчики, мы будем честными. Безукоризненно честными. И строжайшими законниками. Ни на пядь не сойдем мы с почвы законности. Посмотрим, что вы запоете ». И интенданты стали честны и законны, а приходившие к ним по делам буквально взвыли. Интенданты вытащили все существующие архаические узаконения и, отряхнув от них воистину пыль веков, стали применять их «во всей строгости». И затормозили всю хозяйственную жизнь интендантства (военного округа. — П.Д.), давно уже переросшую устарелые инструкции и правила… вызвав со всех сторон ропот и негодование». «Этот эпизод показывает, — замечает Берлин, — что в стране с отсталым политическим строем, с отсталым законодательством взятка сплошь и рядом выступает в «конституционной» роли».