А слыхали, господа, какъ въ уѣздномъ Иркутскѣ слободскіе гимназистовъ изъ аглицкаго лицея отколошматили, принявъ оныхъ за мужеложцевъ, потому какъ гимназисты совершали на центральной площади моціонъ въ шотландскихъ юбкахъ, именуемыхъ «килтъ».

Опальный щелкоперъ Илія Азарскій изволилъ тогда въ срочномъ порядкѣ отбыть въ Иркутскъ почтовымъ экспрессомъ и телеграфировать оттуда коммюнике подъ названіемъ «Семь футовъ подъ килтомъ», гдѣ онъ бесѣдуетъ съ мѣстнымъ слободскимъ обитателемъ.

- Здравствуйте, любезный. Повѣдайте, какъ же такъ вышло, что ваши гуртомъ навалились на этихъ отроковъ-бѣдолагъ? Ужели вы учинили это по недоразумѣнію?

- Вы представляете, господинъ хорошій, я сослѣпу изволилъ принять энтого шельмеца за японскую гимназистку, коихъ доселѣ видывалъ лишь на картинкахъ!

Вотъ ходили мы намедни въ синематографъ и тамъ Аристархъ-Урядникъ намъ демонстрировалъ самобеглые картинки, «Анимѣ» зовутся! Сначала всё, что нашъ лубокъ, а потомъ така срамота началася, ажно мураши по спинѣ пошли, то въ потъ, то въ жаръ бросаетъ, да въ портахъ тѣсно становится! Надобно встать да уйти, да не можно, стѣснительно, сотоварищи засмѣютъ, негоже это, такимъ впечатлительнымъ быть…

Недѣля съ того времени прошла, а всё энтихъ японскихъ гимназистокъ съ уму-разуму не сгоню, токмо задумаюсь, такъ онѣ мнѣ сразу являются и давай срамоту учинять. Наважденье!

А тутъ гляжу, идутъ! Настоящія! Въ нашемъ-то уѣздномъ городишкѣ! А сами-то – волосья распустили, на басурмаскомъ своемъ «муръ-муръ-муръ», юбочки срамныя клѣтчатыя, короткія, мать ихъ вдоль, ажъ исподнее видать… ну точно – японскія гимназистки!

Я себѣ говорю: «ну, Ермолка, не плошай! Когда еще такая мамзеля въ наши пенаты забредетъ…» Подбоченился значится, картузъ поправилъ и подваливаю гоголемъ!

- «Опа», - говорю, «опа, какая въ нашемъ уѣздномъ городкѣ Европа! Куда такіе барышни путь держатъ, ужъ не варьете ли изволятъ искать? Такъ у насъ тутъ подобнаго добра отродясь не имѣлось, зато вотъ милости прошу въ кабакъ «У Захара», тоже мѣсто изысканное, а къ вечеру Сенька-цѣловальникъ на гармоникѣ исполняетъ куплеты, а я на балалайкѣ могу, ежели нужда будетъ. Извольте ангажементъ принять!»

А оная особа на меня такъ съ высока смотритъ и носъ воротитъ, молъ «фи», дескать, ты Ермолка рожею не вышелъ со мной, японочкой, амуры водить, а тѣмъ болѣе въ люди показываться. И цѣдитъ мнѣ: «Нѣтъ». А я ей: «Нѣтъ – Верлена памфлетъ! Вы что думаете, мы здѣсь совсѣмъ отъ культуры чужіе… Нѣтъ, читывали энтихъ вашихъ французиковъ. Латынь разумѣемъ. О тонкостяхъ можемъ поговорить, о философіяхъ античныхъ… Вы, вотъ, мнѣ зѣло Клеопатру напоминаете, токмо японскую, и ей ей Вы, какъ оная заголосите, когда я Цезаремъ до вашего Египта доберусь…»

Господинъ хорошій, я же со всей душою, а эта охальница, профурсетка блудоногая, мнѣ - кулачьёмъ по сусаламъ. Да съ какою силою! «Видать энто ихнее карате знаментое…», - думаю, пиши пропалъ, повѣса-горемыка. Семёныча на помощь зазываю, да что мы двое противъ энтихъ бестій…

И тута я въ лужѣ поскользнулся и навзничь палъ. Лежу, такъ сказать, на днѣ оной баталіи и ввысь, подъ юбки барышнямъ заглядываю... Тутъ меня, милостивый государь, оторьпь беретъ! Да никакіе это не мамзели, а мужики: эвонъ уды срамные колыхаются, юбки-то безъ рейтузъ надѣванныя! Тутъ я какъ закричу: «Батюшки, честной народъ! Содомиты! Содомиты въ городъ вошли, мужиковъ побиваютъ!» Ну и набѣжали тутъ наши, слободскіе, да и вломили имъ дрынами по самыя не балуйся! И подѣломъ! Насилу насъ съ Семёнычемъ отбили!

Это мы потомъ прознали, что оные были мѣстные гимназисты изъ аглицкаго лицею. Да про этотъ лицей давно слухи всякіе ходютъ. Сказываютъ, они тамъ нагишомъ на занятіяхъ сиживаютъ, а Макаровна говорила, что сама видала, какъ оные въ лѣсу въ жертву чернаго козла приносили и кровищею его обмазывались. А теперь вонъ – въ юбкахъ моціонъ отчебучили… Вотъ такіе дѣла у насъ въ городкѣ дѣлаются!