В Московском международном Доме музыки находится самый большой в столице орган. Корреспонденты «Ридуса» решили выяснить, как устроен этот инструмент (кстати, история датирует происхождение первых органов II-III столетием до нашей эры) и что отличает орган Дома музыки от других его московских собратьев.

 

Московский международный Дом музыки славится не только тем, что его президентом является Народный артист СССР, всемирно известный скрипач и дирижер Владимир Спиваков, который, к слову, очень часто выступает на «домашней сцене». В стенах Большого зала имени Евгения Светланова кроется лучший орган страны.

Орган в Доме музыки занимает всю заднюю часть сцены Светлановского зала. Такой же светлый и торжественный, как и сам зал, инструмент возвышается до самого потолка и с первого взгляда вызывает чувство несдерживаемого восторга. Его высота – почти 15 метров (как у 5-этажного дома), ширина – более 10, а глубина – 4 метра. Весит такое сооружение ни много ни мало 30 тонн. Как и фортепиано, орган воспроизводит звуки при помощи клавиатур, но, в отличие от первого, является по своей природе духовым инструментом. В распоряжении органа Дома музыки – шесть тысяч труб. Самая маленькая – всего несколько сантиметров, самая высокая – 10 метров. Диаметр труб также ранжируется: от нескольких миллиметров до нескольких дециметров.

Пульт управления органом Дома музыки имеет четыре ручные клавиатуры, расположенные одна над другой (на каждой по 61 клавише), 32 педальные клавиши на ножной (педальной) клавиатуре и множество вспомогательных кнопок и рукояток. Но ничего лишнего там нет!

За каждой клавиатурой закреплена определенная группа труб. Причем механизм, связывающий клавиши с клапанами, открывающими доступ воздуха в трубы, – механический. Поэтому, чем дальше трубы находятся от исполнителя, тем тяжелее нажимаются клавиши, отвечающие за них. К примеру, первая клавиатура связана с трубами, находящимися в метре от органиста, ее клавиши нажимаются легко и беспрепятственно. А за самые крайние трубы, расположенные в верхней части органа, отвечает четвертая клавиатура – там клавиши продавливаются с некоторым трудом (еще бы: от нее до труб 13 метров вверх и еще несколько метров налево и направо).

Каждая из вдвигаемых-выдвигаемых рукояток, расположенных с двух сторон от клавиатур, включает или выключает соответствующий регистр, то есть группу труб одного тембра. Каждый регистр составляет как бы отдельный музыкальный инструмент, например, флейту, гобой или даже рождественские колокольчики. Получается, что рукоятки включают нужные регистры, а клавиши открывают доступ воздуха в трубы конкретных тонов. Если регистры выключены, при нажатии клавиши орган звучать не будет. Павел Николаевич – главный смотритель органа – берет аккорд и по очереди тянет на себя разные рукоятки, и мы слышим, как начинают звучать новые и новые трубы, как один и тот же звук меняется с каждым регистром, эволюционирует от простого до более сложного и объемного.

Осталась непонятной лишь функция маленьких кнопок на пульте. Здесь все просто. Они «запоминают» на специальное устройство различные наборы регистров. Если органист, играя произведение, выдвинул, к примеру, 15 рукояток – ему не нужно их все запоминать. Достаточно нажать кнопку, и орган сам зафиксирует, какие регистры и в каком сочетании включены. В следующий раз, когда исполнитель сядет за инструмент, ему достаточно опять нажать пару кнопок – и нужные регистры готовы к работе. Очень удобно!

К слову, запоминающий механизм – это электронная часть органа. Есть и электрическая – например, моторы, которые забирают воздух из зала и накачивают его в мехи, а оттуда воздух идет под нужным давлением в трубы. Обычному органу достаточно одного такого мотора, у органа в Доме музыки их три.

(прим. какламачачи - труба язычкового голоса, латунный крюк - для настройки)

Внутри, как и снаружи, орган похож на деревянный дом: там смонтированы специальные проходы, лестницы, площадки для настройки и технического обслуживания инструмента. Чтобы попасть в самую верхнюю часть органа, мы выходим из зала и поднимаемся на лифте несколько этажей. Изнутри инструмент напоминает лабиринт, но расположением не проходов, а труб. Они все разные и их так много, что становится ясно: настройщикам нужно иметь блестящее представление о том, где и какая трубка находится, чтобы иметь возможность их настроить или починить. Трубы в органе – деревянные (из сосны, дуба или груши) или металлические. Причем вторые изготавливаются из специального мягкого сплава олова и свинца. С виду они очень крепкие, но на самом деле стенки металлических труб очень тонкие, и их можно смять двумя пальцами. Поэтому лучше лишний раз к таким нежным трубам не прикасаться.

Все органы – разные, и каждый создается по особому проекту. Орган ММДМ – не исключение. Его проект разрабатывался специально для Светлановского зала Дома музыки еще задолго до открытия концертной площадки. «Зал и орган должны создаваться вместе, одновременно, как бы друг для друга», – объясняет Павел Николаевич Кравчун, доцент кафедры акустики МГУ и главный смотритель органа Московского международного Дома музыки, участвовавший в создании инструмента. К примеру, в храмах и соборах акустика, размер помещения, его архитектура – все работает на орган. Светлановский же зал изначально планировался как универсальная музыкальная площадка. Необходимо было учесть множество факторов, чтобы сделать зал пригодным как для органистов, так и для других музыкантов. «Сложность состояла в том, что орган – поглощающий звук инструмент. Он сильно влияет на акустику, обычно делая звук в зале более глухим, – продолжает Павел Николаевич. – Если в обычном концертном зале установить орган, не приняв специальных мер, то звук будет слабо отражаться от него – музыканты на сцене будут плохо слышать себя и своих коллег. Здесь нельзя было этого допустить – орган должен помогать акустике, а не мешать ей. Поэтому внешний фасад (проспект) инструмента мы сделали рельефным, объемным, с множеством наклонных плоскостей из толстых деревянных панелей – таким образом, чтобы обеспечить максимальное отражение и рассеяние звука от фасада органа». К слову, сам зал и фасад органа построены из уникального «акустического» дерева – байкальской лиственницы.

(прим. какламачачи - круглая хреновина возле трёх больших педалей - генеральное крещендо. Если крутить её в одну сторону - то постепенно добавляются регистры до достижения полного "тутти", в обратную - обратный процесс. Сами же большие чёрные педали - открывают и закрывают подвижные кулисы, которыми закрыты все мануалы, кроме главного, их в России называют "швеллерами". Металлические кнопки-педали - это коблинг, или сцепление по-русски, соединение двух мануалов (клавиатур)).

Но вот что получалось на первых этапах создания органа: с одной стороны, были архитекторы, перед которыми стояли вполне конкретные технические задачи проектирования зала, с другой – руководство и главный смотритель органа Дома музыки со своим видением музыкальных и технических возможностей инструмента. И иногда приходилось доказывать архитекторам, что нужно изменить те или другие их решения, чтобы будущий орган мог полностью реализовать свои возможности в строящемся зале. Порой, спасибо архитекторам за понимание, шли на прямые переделки уже построенных конструкций в зале.

Чтобы найти фирму, готовую создать орган, максимально отвечающий требованиям и ожиданиям, был организован конкурс проектов. В результате заказ на выполнение работ получили две всемирно известные в органостроении немецкие фирмы, объединившиеся в консорциум для постройки московского органа: «Klais» из Бонна и «Glatter Götz» с берегов Боденского озера. «По нашему мнению, это был самый лучший проект, хотя и дорогостоящий, он был ближе других к нашего пониманию будущего органа, хотя и нуждался в доработках, – поясняет Павел Николаевич. – Нам повезло, мы успели «проскочить» до пресловутого, постоянно критикуемого 94-го федерального закона: иначе сейчас у нас стоял бы самый дешевый, а не самый лучший инструмент». Окончательный проект органа учитывал все требования Дома музыки. Некоторые регистры инструмента поистине уникальны – их конструкцию органостроители и главный смотритель органа разрабатывали специально для Дома музыки.

Орган был построен в немецком городе Бонн на фирме «Klais» за восемь месяцев, и после фабричной приемки (на которой можно было поиграть на нем) разобран и перевезен в Москву. В Московском Доме музыки он монтировался, интонировался и настраивался полгода. Почти ежедневно главный смотритель органа приходил в зал и обсуждал с органостроителями ход работ и интонировку – «постановку голоса» каждой трубы. Несмотря на возникавшие порой дискуссии, работа шла очень согласованно. Наконец, 21 декабря 2004 года состоялась торжественная инаугурация органа.

Всего Москва насчитывает около двух десятков органов – больших и маленьких. Каждый – по-своему уникален, но ни один из них не сравнится с инструментом Светлановского зала Дома музыки по стилистике и возможностям звучания. Все московские органы, как правило, имеют определенный стиль звучания – необарокко или романтизм. К первому, например, можно отнести орган в Концертном зале им. Чайковского, ко второму – инструмент Большого зала консерватории (он молчит уже несколько лет, ему предстоит многолетняя реставрация). Орган Светлановского зала стилистически богаче их, он как бы вобрал в себя стили прошедших эпох органостроения, но не копируя, а развивая их, поэтому может не только стилистически точно воспроизводить различные произведения, но и открывает совершенно новые звуковые возможности. Это «симфонический» орган XXI века. К тому же, и по количеству регистров он тоже опережает всех московских собратьев.

Чем больше труб и регистров у органа, тем больший звуковой диапазон он охватывает и тем большие тембровые возможности имеет. У органа в Доме музыки 84 регистра. Он способен воспроизводить весь диапазон от ультра- до инфразвука ( прим. какламачачи - кстати, про инфразвук - это не шутка, если посмотреть на верхнюю фотку, вид спереди, то крайние трубы на фасаде, самые большие - и дают тот самый инфразвук, начиная от 16 герц. Это принципал 32) и соперничать в богатстве и величии звучания с целым симфоническим оркестром. Ничего подобного в России пока нет.

(примечание какламачачи - отогнутая и закрученная часть трубы вверху - настроечная. Чем больше открутишь, тем выше звук)

Уже по своему определению орган как инструмент предполагает большую свободу творчества. Представьте на минуту, как по-разному может звучать одно и то же музыкальное сочинение «в руках» разных пианистов, исполненное на рояле. А если это не рояль, а клавишно-духовой инструмент с четырьмя ручными и ножной клавиатурами, тысячами труб и сотней регистров, способный воспроизводить звуки десятков других инструментов и создавать новые звучания? Ясно, что с точки зрения простора для творчества орган Дома музыки в Москве – уникальный среди уникальных.

Пространственная схема органа устремлена ввысь, как в храме. Но, что еще выделяет этот орган на фоне остальных, – это трубы «шамад». Их легко узнать по тому, что они единственные расположены горизонтально и устремлены прямо в зал, на слушателей, импозантно выделяясь на фоне фасада инструмента. Как оказалось, положение труб прямо определяет направление звука и играет большую роль в его характере. Звук от вертикальных труб более мягкий, округлый, бархатистый. Он тянется ввысь, долго звучит и долго рассеивается. «Шамады» же создают яркий, «сияюще-огненный» звук, направленный строго в зал. Даже чувствуется, как он вылетает из труб и рассекает воздух. И по внешнему виду, и по характеру звука эти трубы напоминают, образно говоря, пулеметы – бьют резко и четко в цель. Они действительно произошли от военных «предков» – громких сигнальных фанфар, зовущих к бою. Умение впечатляюще пользоваться «шамадами», не подавляя слушателей их звуком, но опираясь на их уникальные акустические возможности – редкое, особое искусство органиста. (прим. какламачачи - впервые слышу такое название. Вообще-то, это испанская труба. Яндекс гугль тоже не знают слова "шамада". Вобщем, да здравствует журналистика - самая, блять, правдивая профессия!)

«Несмотря на всю свою внешнюю величественность и звуковую мощь, инструмент очень чуткий, хрупкий, - рассказывает Наталья Мельникова, сотрудник пресс-службы Дома музыки, - он реагирует на любые изменения внешней среды. У нас буквально вчера проходил рок-концерт, мероприятие сложное по многим параметрам – тяжелый звук, яркие греющиеся софиты – и, как результат, это вызвало изменения в настройке органа». Частота (высота) звучания труб зависит от длины звуковой волны, а скорость звука – от температуры и влажности воздуха. Так, если параметры воздуха изменились, то звучание тоже меняется, говорят: орган «расстраивается» (хотя в органе ничего не изменилось, изменился лишь воздух в зале), и инструмент нужно заново настраивать, т.е. фактически подстраивать под тот микроклимат в зале, который наблюдается в данный час. В Светлановском зале постоянно проходят различные концерты – иногда по два в день. К сожалению, кондиционеры не могут полностью стабилизировать воздушную среду в зале. И каждый раз зал нагревается, а после – остывает. И каждый раз параметры звучания труб меняются. Поэтому настраивать инструмент нужно непосредственно перед органным концертом. К слову, процесс это довольно долгий и кропотливый, занимает около 4 часов. Настраивать приходится многие трубы, но, к счастью, не все шесть тысяч. У органа есть несколько опорных регистров – они стабильно «держат» темперированный строй. К строю этих регистров «подгоняются» и остальные трубы. Специальные устройства постоянно отслеживают состояние воздуха в каждом внутреннем «отсеке» инструмента, «докладывая» органным мастерам-настройщикам и в центральную диспетчерскую Дома музыки о том, как меняется микроклимат внутри органа.

По меркам европейских органов, в Доме музыки инструмент приходится настраивать очень часто. Дело еще в том, что здесь орган находится не в нише, а на самой сцене, как говорится, «открыт всем ветрам». Такой инструмент хорошо звучит, но чаще требует настройки. «К нам недавно приезжал знаменитый органист-швейцарец Лионель Рогг, он ухаживает за органом в зале «Виктория» в Женеве. Он говорил: “Я настраиваю свой орган один раз в месяц! А у вас здесь просто каторга – «non-stop tuning», – смеется Павел Николаевич. – А потом Лионель прислал мне из Женевы очень теплое личное письмо о том, как он восхищен нашим органом”.

Но, к сожалению, частые настройки и постоянный труд органных мастеров – это то, чем приходится жертвовать ради того, чтобы наслаждаться завораживающими звуками самого большого органа столицы России и одного из самых больших в Восточной Европе.

Орган, дышащий и постоянно меняющийся, похож на огромное живое существо. Складывается впечатление, что оно живет своей жизнью и ведет неслышный посторонним диалог лишь с органными мастерами, ухаживающими за ним. Смотрителями органа было даже подмечено, что он расстраивается или «капризничает», когда на нем играет плохой органист. В любом случае, неважно, насколько сильно Вы любите музыку, в частности, классическую, но этот инструмент хотя бы однажды нужно услышать.

http://www.ridus.ru/news/151893