Роман Носиков

А теперь, мои дорогие друзья, давайте внезапно поговорим об опере. Тем более, что и повод есть – обозреватель «Российской Газеты» Валерий Кичин побывал на генеральной репетиции новой постановки Большого. На «Князе Игоре» режиссуры Любимова. И уже делится с нами впечатлениями, близкими к восторгу:

«Не скрою, что я с большой настороженностью ждал этого "Князя Игоря". Мне непонятно было, зачем ставить оперу, которую не любишь (Любимов неоднократно заявлял в своих интервью о том, что "химик писал для себя"). И заранее было жаль многих ключевых номеров оперы, подвергшихся сокращению. После генерального прогона спектакля я понял, что хитовую арию Кончака легко можно послушать на многочисленных дисках, но в тему спектакля, жестко выстроенную Любимовым, это признание врагом героизма и благородства плененного русского князя никак не укладывается.

Любимов поставил, как всегда, совершенно свое произведение. Как режиссер, он всегда свободно пользуется материалом, написанным какими-то авторами — в данном случае Бородиным, но выстраивает свою концепцию согласно своему видению. И пусть от увертюры остался двухминутный невнятный музыкальный аппендикс, наскоро вводящий в мелодику вещи, — переживу...

Да, это совсем не та лубочно-патриотическая и духоподъемно помпезная "народная драма", какую мы видели так часто, что принимаем за эталон. Это беспощадное вскрытие сути происходящего: полководец, бездарно положивший сотни бойцов, угодивший в плен и вернувшийся оттуда, чтобы вновь собирать полки на смертный бой. И народ, который умеет только страдать и славить, славить и страдать, а в промежутках предаваться самому дикому загулу. Славная история как бы теряет канонический смысл: ею движут грубые амбиции, слепая вера и неистребимый «авось»» и т.д.

После прочтения этого восторга я целых пять секунд  надеялся, что всё не так. Что то, что я прочел — это просто «изя напел». Но надежды эти рухнули при просмотре видеорепортажа с репетиции. На нем князь Игорь одет в княжеский, отороченный мехом … ватник. Это слишком уж о многом говорит, чтобы надежды оставались.

…Я, как и автор текста в «РГ», тоже с большой настороженностью жду от нашей творческой элиты просто чего угодно. Потому что творческая элита, чтобы быть творческой и элитой, обязана творить.

Но нюанс в том, что элита наша ничего нашего не любит. Ни культуру, ни народ, ни основную религию, ни кулинарию, ни архитектуру. Поэтому, когда наша элита творческая что-нибудь снимает или ставит, то просто поставить это обычным образом (головой вверх, ногами вниз) она никак не может – несимпатично ей в лицо поставленному смотреть. Поэтому ставит она все строго кверху задницей.

Меня всегда раздражали попытки современного прочтения классики, главным методом которых было – классику не читать.

Вот, например, написано у Александра Сергеевича Пушкина в «Борисе Годунове», что «народ безмолвствует». Но этого режиссёр продвинутой экранизации выдержать-то не может. Это как это так получается – элита перед народом распинается, говорит, что народу делать, кого славить, а народ – безмолвствует. Как будто у него чувство собственного достоинства есть. Творческую натуру это никак устроить не может, поэтому режиссер Мирзоев подправляет не соответствующего линии партии Пушкина и заставляет ненавистное быдло славить Лжедмитрия. Мнение Пушкина о том, что он имел в виду, зачем писал свое произведение, каково его, Александра Сергеевича, мнение относительно русского народа, русской истории и так далее – никто не спрашивает. Бесценную услугу оказал Дантес российской творческой интеллигенции.

То же самое мы наблюдаем и в данном конкретном случае творческого самовыражения: из оперы изъяли арию Кончака. Мнение Бородина относительно того, зачем он писал оперу, арию, как относится к деяниям Игоря, к великому памятнику древнерусской литературы «Слово о полку…» отечественным современным творцам не интересно. Настолько неинтересно, что пришлось старика заставить немного помолчать, чтобы не мешал.

Методика ясна. Непонятна цель всего этого мероприятия. То есть понятно, что таким образом наши творческие натуры записывают себе Бородиных и Пушкиных в единомышленники – «Здорово, брат Пушкин! – Здорово, брат Хлестаков!». Это как на памятник залезть и сфоткаться. С той только разницей, что когда кавказская молодежь залезает на московские памятники воинам Великой Войны и фоткается, они просто не понимают на своем уровне дикости, что они делают. А когда наши творческие натуры занимаются всем тем же самым с произведениями Пушкина и Бородина, они всё отлично понимают.

Просто это такой способ людей возомнивших себя барами символически выпороть мужика, то есть народ, на конюшне.

За что?

За то, что дурак! Лапотник! Невежа!

Ты что подал барину, скотина? Что ты подсунул? Разве эта страна? Разве это история? Разве так положено обслуживать? Где мое чувство собственного достоинства? Почему такое маленькое и мятое? Где моя национальная гордость? Почему я должен гордится всяким дерьмом типа Матросова или этого Игоря вместо нормальной человеческой жизни? Лучше б ты сдох! Я пил бы тогда баварское!

Вот тебе! Вот тебе! Вот!

А поскольку руки у родной творческой интеллигенции коротки, приходится отводить душу   на том, что кормильцу дорого – на героях, на культуре, на святынях.

В процессе подросткового бунта, вызванного осознанием травмирующего факта, что папка – не завмаг и не товаровед, а простой инженер (не нефтяной магнат, а программист), творческая личность пририсовывает рога и усы к портретам бабушки и дедушки и продаёт на барахолке семейные ордена, чтобы хоть как-то скрасить себе жизнь, отравленную неудачным рождением.

На этом можно бы и закончить, но есть одно «но».

В том, что наша шаловливая творческая элита такова – есть огромная вина нашего народа, надолго оставившего своё чадо без отцовского присмотра и ласки.  В том смысле, что «кто жалеет розог, тот губит ребёнка».

Усиление накала антисталинизма по мере все большего прояснения ближайших перспектив у творческой элиты, как представляется — именно от понимания, что народ в очередной раз собрался подвергнуть её ласке и присмотру.

…И кстати. Я понимаю, когда скандальное «переосмысление» классики делает второстепенная труппа с целью поднять свою известность за счет скандала.

Но вот ситуацию, в которой Большой закупает у известного режиссёра вслепую некое «видение» и оно оказывается переосмыслительной гадостью — я могу толковать только в смысле, что кто-то использует Большой Театр, чтобы распиарить себя и свое, довольно убогое видение мира.

У меня есть такая мысль, что Большой не для этого строился. 

http://www.odnako.org/blogs/show_26212/

-----------------------------------------------------------------

камент мачачи - это каким надо быть выжившим из ума, штобы выбросить арию Кончака из текста оперы. Всегда подозревал, што Любимов дерьмо, равно как и вся тамошняя шатия-братия, засевшая в театре на Таганке. Морда у этого любимова  всегда была сволочной. Так оно и вышло.