Олесь: он был гораздо больше того, что ему отмерила судьба

В отличие от меня, Олесь не очень любил гулять по Киеву. Его утомляло внимание окружающих. Издержки известности. Я по этому поводу периодически иронизировал, ставя ему в пример себя, которого как «Ваджру» в Киеве знало не больше десяти человек.

Поэтому вытащить его в центр, чтобы мы могли посидеть в моём любимом кафе, где я пил кофе и курил сигары, мне никогда не удавалось. Он относился к табаку столь же негативно, как и к спиртному, отдавая предпочтение чаю. В связи со всем этим, мы встречались в ресторане «Тарас», который расположен возле станции метро «Нивки» (недалеко от его дома). Появлялся он всегда сосредоточенный, в надвинутой на глаза фуражке. (Я так понимаю, чтобы меньше узнавали на улице.) И «оттаивал» только через некоторое время, увлекаясь беседой.

Разговаривали мы часами. О разном. О политике, об Украине, о литературе, о психологии, об украинской власти, об истории, о спорте. Когда разговор касался интересных для него тем, он мог очень долго рассказывать, упоминая массу разнообразных нюансов и деталей. Особенно его прорывало на литературные и исторические темы. В этих сферах он был феноменально начитан.

Но вместе с тем, он был внимательным слушателем. Особенно когда забывал, что надо быть эпатажным. Насколько я смог уловить, моя скромная персона вызывала у него интерес и любопытство. С одной стороны ему нравились мои тексты, а с другой, его интриговала моя нелюбовь к публичности. Поэтому ему периодически нравилось строить гипотезы относительно того, кто я такой. Мне кажется, он меня изучал как писатель, ищущий образы. Как-то Олесь признался, что собирается написать художественный роман. По-моему, он планировал перейти на прозу.

Иногда Олесь у меня консультировался по поводу спортивных методик, так как не только бегал по утрам, но и занимался в тренажёрном зале. Интересовал его, в плане самообороны, и рукопашный бой. Как-то я пришёл на встречу с большим, механическим зонтом, так как на улице моросил дождь. Он пристально посмотрел на мой аксессуар и совершенно серьёзно спросил: это ты его для самообороны взял? Я рассмеялся, так как в таком плане о своём зонте никогда не думал. Однако заверил его, что человеческое тело очень хрупкое и уязвимое, поэтому в принципе любая вещь при должном подходе может стать смертельным оружием. Зонт не исключение.

Олесь очень скептично относился к людям, но, тем не менее, был неутомимым жизнелюбом. Жизненная энергия из него била фонтаном. Поэтому он был крайне чувствителен к женскому полу. Для него это была особая тема, о которой он мог рассуждать часами, делясь пикантными подробностями из своего личного опыта. Иногда он был убийственно откровенным. Мне не довелось наблюдать его во время общения с женщинами, но думаю, что он пользоваться у них успехом.

Безусловно, Олесь любил Украину. Но не ту, в которой мы жили, а ту, которую когда-то потеряли. Украину в её изначальной, глубинной, малороссийской сути. По своим ощущениям и мировоззрению он находился между Великороссией и Украиной. Он не отождествлял себя с т.н. «великими украми» но и дистанцировался от великороссов. Он был малороссом той Малой Руси, которая згинула под психопатическим напором безумных «свидомитов»- украинизаторов.

Он был ни с кем. Он был сам по себе. Он был одиночка. И в политике и в жизни. Он стоял между столкнувшимися силами. Это, на мой взгляд, его и погубило. Необходимо было делать выбор с кем он. Он этот выбор сделать не захотел, предпочитая оставаться на нейтральной полосе. Поэтому и стал лёгкой мишенью. Очевидно, Олесь считал, что его известность и нейтральность гарантируют ему безопасность. Это была ошибка. Кроме власти, которая, вероятнее всего, его бы не тронула, есть ещё масса конченных дегенератов-энтузиастов, чьи действия обусловлены не логикой, а самыми примитивными чувствами. И я ему это пытался объяснить. Но он меня не послушал. Он сделал свой выбор.

Лично я глубоко убеждён в том, что если мужчина решил выбрать смерть, то встретить он её должен на поле боя с оружием в руках. Это самая достойная («хорошая», как говорили самураи) смерть.

Я навсегда запомню день гибели Олеся. Мне тогда позвонили. В трубке прозвучала лишь одна надрывная фраза: «убили Олеся». В первые секунды я не понял о ком идёт речь. А потом накатила дикая тоска, смешанная с яростью. В эти мгновения очень хочется убивать.

Мы не были друзьями. Нет. Мы были просто хорошими знакомыми. Но, тем не менее, известие о его смерти накрыло меня целиком как гигантская волна. Наверное, минут пятнадцать я молча сидел, уставившись в одну точку, а в голове звучало только одно слово: твари, твари, твари, твари, твари…

Он не был их врагом. Он просто был умным, честным и талантливым человеком, который говорил правду. Его убили за правду, которую он не мог не говорить. Причём убили подлые, трусливые твари и конченные дегенераты, которые не стоят его мизинца. Смерть Олеся была бессмысленной даже с точки зрения тех, кто считал его врагом. Эта смерть не дала им ровным счётом ни-че-го.

Когда мы с ним последний раз общались, он сказал полностью характеризующую его фразу: «Я не понимаю тех, кому скучно жить! Я не понимаю тех, кому нечего делать в этой жизни! Андрей, у меня столько планов! У меня столько всего, что необходимо успеть сделать, что я даже не знаю, хватит ли у меня для этого жизни».

К сожалению, жизни ему не хватило. Он был гораздо больше того, что ему отмерила судьба.

Андрей Ваджра