Полтора месяца уличных столкновений — это не политика, а бардак, особый жанр, в котором украинцы знают вкус и толк.

В старом советском анекдоте на вопрос солдата, будет ли третья мировая, замполит отвечал: «Нет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется». Нечто подобное происходит с продвижением Украины в Европу: она добивается своей европеизации такими средствами, что пропасть между нею и Европой становится очевидна даже фанатам «евромайдана». Причин тому множество: Украина, строго говоря, никогда Европой и не была — российское тяготение сильнее, четыреста лет единства не вычеркиваются из биографии росчерком пера. В Европе нет пещерного национализма, который в украинской политике влиятелен и отнюдь не позорен. В Европе есть своя традиция шумных протестов, демонстраций и даже побоищ с полицией, но обе стороны останавливаются при малейшей перспективе серьезной дестабилизации — Греция нам это показала. Греки требуют отставки правительства и выхода из кабальной еврозоны, а туристы шастают по Акрополю, гостиницы работают, покрышек никто не жжет, и муниципалитетов в провинции никто не захватывает. Тогда как во Львове, Черкассах и иных населенных пунктах захваты администрации пошли с 23 января полным ходом. По сравнению с украинскими проблемами в Греции рай, но буйство протестующих, сами понимаете, не единственное украинское отличие от Европы. Власть тут тоже весьма своеобразна. Европейская власть не всегда мягка, почти всегда неполиткорректна, а когда дело доходит до уличных беспорядков с поджогами, употребляет термины вроде «ракальи» и набирает на этом рекордные рейтинги. Но уж тогда она, по крайней мере, действует, а не барахтается из стороны в сторону. Это, вероятно, связано с тем, что Россия не дает ей 15-миллиардных кредитов, да и вообще те же Франция и Германия не так сильно зависят пока от Владимира Путина. Подчеркиваю: пока. Даже от Обамы они уже не так зависят. Подчеркиваю: уже. Короче, сталкиваясь с вызовами, они вырабатывают четкую программу действий и не меняют ее каждодневно, то аплодируя Майдану, то запрещая его, то обещая силовые меры, то вступая в многочасовые переговоры с оппозицией. И оппозиция в Европе тоже не зависит от площадного ора, не выходит к сторонникам с программой переговоров и не отказывается от этой программы, уже согласованной с коллегами-оппозиционерами, при первом же крике «Ганьба!». В Европе вообще не злоупотребляют уличными акциями, ибо это оружие сильно, когда применяется точечно. Полтора месяца уличных столкновений — это не политика и не Европа, а бардак, особый жанр, в котором украинцы знают вкус и толк. Он бывает иногда упоителен, но и утомителен. Многие мои друзья насмерть рассорились со мной из-за Майдана: я, вечно причисляемый русскими националистами к пятой колонне проклятых либерастов, в Киеве из-за недостаточной восторженности считаюсь имперцем. А это тоже не по-европейски — обзывать рабом любого, кто с тобой не согласен. И раскол страны по первому же требованию, какой бы вопрос ни обсуждался, тем более не Европа: нечего тащить в Евросоюз свою внутреннюю драму, свой шов — в надежде, что в новом политическом климате он как-нибудь рассосется. Сперва договориться по базовым вопросам, а потом уж гордиться своей новой европейской идентичностью — таков, по-моему, оптимальный порядок действий; но ни Ющенко, ни Янукович за истекшие десять лет ничего не сделали для объединения страны. Напротив, раскол с каждым годом углублялся. И Майдан как главная форма украинской политики, и митинги, переходящие в концерты, и сведение счетов с конкурентами — все это бесконечно далеко не только от европейского, но даже от советского стандарта. Одичание, увы, шло с обеих сторон. И сколь бы сильно я ни желал украинским братьям как можно скорее очутиться под сенью Евросоюза (хотя бы для того, чтобы во всех своих бедах обвинять уже его, а не нас, грешных) — никак у меня не получается ощутить себя в сегодняшней Украине как в Европе: нетерпимость, опасность, беспросветность будущего — чистая Москва-1993. И умиляться народному волеизъявлению — как же, демократия в действии! — тоже можно не бесконечно: толпа неспособна решать судьбу страны. А когда политики со всех сторон наперегонки льстят именно толпе — это прямой путь к ее превращению из народа в охлос. Ужасный парадокс, которому я сам не рад: за два месяца своего отчаянного стремления в Евросоюз Украина доказала всему миру, и прежде всего Европе, что ей до вступления в эту общность куда как далеко. Да и в Таможенный союз, честное слово, как-то рановато — он и сам слишком хрупок, чтобы принимать столь ненадежных партнеров. Очень вовремя выходит на экраны фильм «Вий», никакого отношения к Гоголю, конечно, не имеющий, но о судьбе европейских эмиссаров в Украине рассказывающий с неожиданной точностью.