Часть вторая

В курилке душно. Мужики обсуждают огромный затор из фур на таможне. В последнем номере «Комсомольской правды в Украине», отпечатанной в Туле и переброшенный через границу нелегально, пишут, что российские таможенники «дорожные книги» отныне не признают. Газета зачитана до дыр, протерлась в местах сгибов, но народ тянется к правде.

— О как! Пишут, что Украина не выполнила план по поставке младенцев на органы в Европу, и против нее будут применены штрафные санкции, — говорит мастер.
— Да как же не выполнила. Из нашенского детдома всех сирот вымели подчистую, — удивляется электрик дядя Петя.
— То не на органы. То педофилам на забаву, на усыновление, — поправляет мастер, самый политически грамотный.
— Дожили… — вздыхают все.
— А мне завтра на гей–парад идти, — жалуется Павлик.

Звенит звонок, оповещая, что разрешенный перекур закончен. Тяжело работать на заезжего капиталиста. Павлик идет в цех становится на свое место за пультом, смотрит на показания приборов: в норме ли идет реакция. Все в порядке – и от этого кровью обливается сердце. В Украине найти работу трудно, выбирать особо не приходится, и Павлик устроился на завод, который производил биодизель – топливо для европейских машин. Из–за этого топлива снижалась цена на нефть из России, что наносило урон братскому народу. А еще в степях Донеччины бурили скважины для добычи сланцевого газа, но на такую работу привозили жителей западной Украины, люто, ненавидевших Россию. Никто из местных на такую работу не соглашался: ведь кроме ущерба соседям, сланцевый газ вот–вот должен был отравить все вокруг.

Медленно тянется рабочий день. После него длинная очередь к банкомату за введенным вместо гривны оккупационным евро. В газете было написано, что оно скоро обесценится, потому мужики спешат избавиться от жалких бумажек в ближайшей пивной.

Выпив кружку, Павлик поспешил домой. В комнате уже работал телевизор. Старый–добрый «Электрон» пришлось заменить по требованию полиции на европейский говноплазменный «Филипс». Телевизор постоянно должен был транслировать один из европейских каналов. Причем, поскольку электроэнергия производилась в Украине согласно Патриотического Акта, Павел должен был расходовать не менее скольки–то киловатт–часов электроэнергии в месяц – за недобранное полагался штраф. А попробуй выбрать этот лимит со сберегающими лампочками! Вот и приходится включать одновременно кондиционер и обогреватель – кто кого победит.

Открыв шкаф, Павлик стал выбирать, в чем идти ему на гей–парад. Он сразу достал свой любимый блондинистый парик, но с выбором одежды возникли трудности. Чулки – это, конечно красиво, но колготы – практичней. Да и холодно на улице. Какое платье надевать – желтое его полнит, в белое он уже не влазит. Хотелось чего–то яркого. И Павел остановился на красном платье.

Затем, немного, задумавшись, добавил синий пояс. Белый верх, красный низ, синяя полоса – он уподобится российскому флагу, выразит, тем самым, свой протест.

Утро выдалось зябким, но солнечным. У памятника Шухевичу строилась колонна трудящихся Новомазепинского (в прошлом Краснопролетарского) района.

— Товарищи! Господа! – кричал районный распорядитель, — Стройтесь в колонну! Организовывайтесь.

С грузовика, задрапированного радужным флагом, неслись песни Элтона Джона. На капоте был укреплен портрет Фредди Меркюри, какого–то балетного танцора и мужчины с бородкой и в шляпе.

— А это кто? — спросил Павлик.
— Чайковский, – ответил сосед, работник с ветроэнергостанции.
— Да ты что! Неужели и он из этих?
— Да ну брось, чтоб русский композитор был… Клевещут евроинтеграторы…

Наконец колонна двинулась. Впереди шли трудящиеся–геи из Бандеровского (бывшего Октябрьского) района. Их движение было куда более красочным, ведь у них находился завод, нынче переведенный с выпуска стиральных машин «Донбасс» на изготовление секс–игрушек. Заводом уже был выпущен самый мощный в Европе анальный вибратор, мощностью в три киловатта. Образцы продукции были представлены на грузовике.

Красно–сине–белый протест Павлика никем будто не был замечен.

— Не нравится мне здесь, — поморщился Павлик, посылая воздушный поцелуй зрителям.
— Ну а что же ты в геи записался, противный? – спросил сосед.
— А куда мне было записываться? В свидомые? Тьфу! Или в бандеровцы. Я, вообще–то хотел в педофилы записаться, но спутал педерастов и пидоров… Теперь вот отдуваюсь.

После песни Элтона Джона главы ячеек рапортовали кураторам из Брюссельского обкома о количестве внедренных извращений, брали на себя повышенные обязательства, обещали вовлечь в свои сети все больше несовершеннолетних.

С этими несовершеннолетними была прямо беда – за них боролись и бандеровцы, и объединение наркоманов. На молодежь устраивали облавы в подпольных библиотеках и тренировочных залах. А ведь больно за нынешнюю молодежь. Вместо натуральных отечественных украинских наркотиков они вынуждены употреблять всяческую европейскую синтетику.

Но, наконец, парад закончен. На площади поставлены столы, на которых пиво и закуски – подарок от германского гей–клуба–побратима.

— Купить хотят, — поморщился Павлик, однако от кружки пива с генно–модифицированной сосиской не отказался.

Рядом с ним оказалась девушка, одетая в костюм японской школьницы – вероятно из делегации лесбиянок местной швейной фабрики.

— Холодное пиво! Не простудитесь! – подмигнула она Павлику.

Тот поморщился, присмотрелся: не выдает ли кадык в ней мужчину. Нет ли подвоха. Нет, будто все нормально.

— А вы после парада куда? – спросила девушка. – Мы с подругами хотим в экстрим–парк, пока он на зиму не закрылся.

«Молодая, а все туда же, — подумал Павлик. – Чего бы им в парке Горького семки не лузгать под пивасик? Экстрим ей подавай! Откуда таких слов понабирали!»

— Не хотите с нами? – улыбнулась девушка.
— Отстань, извращенка! – сорвав с головы парик, Павлик побежал прочь.

Он думал о том, что надо купить продукты для российских пограничников. Может, именно его помощь поможет спасти Малороссию от европейского ига. Говорят, в России, не смотря на все усилия подрывных элементов все еще призывная армия, которая из юношей делает настоящих мужчин. А здесь одно НАТО. Кто же сделает малороссийских юношей мужами? Неужели гей–клубы? Тьфу!

Знаете, уважаемые форумчане - этот посыл я часто слышу в разных постах - насмешка утомила, она лишняя и вообще "скрипач не нужен".

Да, это верно. И всё-таки как мне хочется возразить затаенно - ну не плакать же нам! Лучше уж пошутить. Чем в открытую рыдать, размазывая по щекам!

Верно - чем зубоскалить - лучше засучив рукава и поплевав на ладони заняться делом. Только, вот беда - дела-то никакого нет. И не то што мы бездельники - да только нашего дела нет.

Януковичи своё дело, которое нисколько не наше, уже сделали - и теперь только вооружились палками и отгоняют собак от запрятанного сала. Собаки - это мы. То есть, хоронят свои сбережения в западных нычках и схронах  - не ваши и не мои сбережения, имущества, маетки и прочее, а только свои! Это их дело - и они его сделали или вот-вот сделают, доделают и тд.

У нас дела - не осталось. Но не плакать же нам.