Он пояснил, что имеет в виду факт недопущения к подзащитной Надежде Толоконниковой, которая содержится в исправительной колонии в Мордовии. "Нас не допустили к ней. Как можно осуществлять защиту, если к подзащитному не пускают? Это ведь какая дорога проделана! Полетим мы к Алехиной, а нас опять не пустят", - сказал адвокат.

Много документов вам на подпись приносили, вы все успевали изучить, прочесть?

Подписывать давали в последние три секунды перед уходом. Говорили так: нам уже надо бежать, но подпиши еще вот это, пожалуйста, а то тебе не смогут в суде документ такой-то дать. Я, естественно, подписывала.

И. А.: То, что бренд будет регистрироваться на фирму жены, он с вами не обсуждал?
Нет.

Я не подписывала его! В этом и проблема. Марк показывает документ, а я не понимаю вообще, откуда он взялся.

И.А.: Он подделал подписи? Это же твоя подпись?

Похожа на мою, да.

П.Н.: Как я понимаю из нашего разговора, контракты на съемку фильма [о Pussy Riot] и регистрацию бренда могли быть и среди бумаг, которые вы подписывали в СИЗО?

Да, да. Тем более, иногда я подписывала чистые бланки. Волкова давала мне, например, подписать пустой бланк на последнем продлении. Я давала кому-то интервью, а она в это время говорила: "Ну, подпиши, подпиши". И такое было не один раз, к сожалению. Они могли меня просить подписывать пустые бланки для ходатайств, но практически все свои ходатайства я составляла и передавала сама через изолятор, не через Волкову - и без ее участия.

П.Н.: Деятельность адвокатов как-то оплачивалась?

Я не знаю ничего об этом. Нам они говорили, что работают бесплатно, безвозмездно. И, насколько я знаю, публично об этом заявляли. Но я видела на freepussyriot.org предоставленные для помощи нам личные счета Фейгина и Полозова, и почему они там - я не понимаю до сих пор. Об этом мы точно не договаривались.

П.Н.: Вы не знаете, сколько денег поступило в итоге на эти счета?

Мы не знаем, в том-то и проблема. Это частная информация, и мы не можем ее выяснить. Когда создается фонд, то он должен отчитываться о своей деятельности. А личный счет охраняется банком.

П.Н.: Вы не пытались выяснить у самих адвокатов, сколько денег на счетах и потрачены ли они на что-то?

Фейгин, насколько я знаю, перевел родственникам деньги буквально в последние дни. Под давлением, после скандала с контрактами. Но небольшие суммы.

П.Н.: Я слышала, что на счета переводил деньги Гольдфарб, руководитель американского Фонда гражданских свобод, основанного Борисом Березовским. Вы знаете об этом?

"Мы знаем только, что по три тысячи долларов он лично перевел на счета родственников Нади и Маши после кассации", - говорит Наталья.

Моим родственникам не переводил, потому что я оказалась на свободе. Я так понимаю, что все пожертвования до этого накапливались на счетах адвокатов, сумму они не говорят. Тот же Гольдфарб - не единственный источник. Некоторые люди и лично в руки Фейгину передавали, я знаю.

П.Н.: А Волкова приходила часто? Она же представлялась именно вашим адвокатом.

Она вообще очень редко ходила. Даже когда у меня была голодовка. Когда я ее начала, Волковой не было у меня третью неделю. Я подумала тогда, что, раз я объявила голодовку - может, она придет хотя бы. Выяснилось, что она вообще про это не знала. И узнала только потому, что папа пришел передавать мне еду в СИЗО - и ему сказали сотрудники, что я на голодовке и они еду поэтому не принимают. И воду они тогда задерживали. Тогда он разъяренный позвонил Волковой и сказал ей: "Она умрет, а ты даже знать не будешь". Они с Марком приехали после и уговорили меня закончить голодовку, сказали, что все решат, и довольные уехали. Потом опять Волкова не появлялась месяц. За все время она, наверное, раза три-четыре ко мне зашла.

Сначала после возбуждения дела мы надеялись, что суда не будет. Нам решили помочь наши друзья, в том числе Петя Верзилов. Мы встретились с несколькими адвокатами, в том числе и из "Агоры", на встрече был Полозов. Волкова появилась в день моего первого задержания, 3 марта. У меня был стресс. Эта ситуация, когда ты сейчас поедешь в тюрьму, а никто об этом даже не узнает... И тут появляется человек с улыбкой и говорит: "Я все сделаю, все будет хорошо". Действительно, она как-то начала разруливать все, и меня даже отпустили тогда. До этого я ее видела где-то мельком. Я знала, что она в оппозиции, и подумала еще, что раз человек в оппозиции, то он, наверное, более-менее честный. Тем более, у нас настолько громкое дело! Каждый раз, даже когда они давали мне подписывать непонятные бумажки, я думала, что дело настолько горячее, сложное, напряженное, что нельзя по нему сделать какие-то плохие вещи.

Где-то в середине июля, перед началом процесса, ко мне пришел Марк на пять минут, сказал, что очень торопится, быстро все объяснит и пойдет. Он сказал: "Все будет круто, мы их сделаем. Вы готовьте политические речи. Мы сделаем все круто!"

Я его ждала каждый день, он мне обещал, что будет ходить каждый день, сказал, что они сделают независимую экспертизу, что закинут в камеру копии томов, что мы будем сидеть вместе сутками и все прорабатывать. Но его не было, не было, неделю, вторую.

Когда он пришел, то сказал, что это в худшем случае административная статья, что мы получим максимум штраф, так что не надо беспокоиться, все нормально. Он говорил: "Мы скажем, что у вас есть смягчающие обстоятельства. У них третья экспертиза ужасная, мы ее забракуем, все нормально, не беспокойся. Но это режим Путина, так что я ничего не обещаю".
Странно, что мы предпринимали больше шагов для защиты, чем наши адвокаты. В прениях у Нади был огромный текст про доказательства, в чем и есть суть прений, а наши адвокаты выдали авторские речи по поводу ситуации в России. Получилось, что мы были как адвокаты, а они - как художники, соавторы судебного процесса. Юристами они так и не были.
Когда меня арестовывали, никого вокруг не было, но вдруг появилась Волкова и сказала: "Я тебе помогу, я все сделаю". Я сказала: "Хорошо". Фейгин же был сразу прикреплен к Наде.
Я (с ним) точно не была знакома. Надя, насколько я знаю, тоже. Не пойму, зачем он говорит, что она его приятельница, это шутка такая, видимо. У Фейгина довольно специфические политические взгляды, я должна сказать, и он не является нашим соратником.
Надя была за то, чтобы митинг был на площади Революции, а не на Болотной. А Фейгин был против, она его обматерила тогда. И мы шутили в автозаке - как же она может быть его приятельницей, если тогда обматерила его.

Судя по обсуждениям в автозаке, нам всем не хватало конструктивного общения. Например, у Коли есть привычка приукрашивать ситуацию, о юридической стороне дела он никогда не говорит. Он говорил, что мы стали суперзвездами, мы вошли в историю, сейчас вам дадут Нобелевскую премию. Невозможно было слушать уже его приукрашивания.

Это Машу тоже не устраивало. Она его прерывала, просила о другом поговорить, а он опять переводил тему не в то русло. С Марком мы тоже по сути дела практически не общались. Он про новости говорил. Я в принципе не против поговорить, но, когда переходили к делу, он сразу уходил. Не знаю, почему.

Ваших адвокатов обвиняли в том, что они грубят судье, неуважительно себя ведут в ходе процесса.

Были такие моменты. Нас еще на предварительном заседании удивило, как наши адвокаты вели себя по отношению к потерпевшим. Мы-то, наоборот, говорили, что у нас нет претензий и мы с уважением ко всем верующим относимся. Мы извинялись, если что-то не так сделали. А адвокаты начали агрессивно вести себя с потерпевшими, говорили, что они тупые, а Волкова пальцем у виска крутила. Нас это удивило, и мы сказали им не грубить потерпевшим, а адвокаты попросили в ответ не унижать их при потерпевших.

Мы зачастую не понимали, какая идет стадия процесса. Было не до замечаний, мы пытались понять, что происходит. Просили Марка, Колю подойти, а они подходили и говорили: "Сейчас посмотрим, мы сами не знаем". Марк все время говорил: "Сидите, все нормально, мы сделаем все как надо". Мы, например, просили их составить нам список свидетелей защиты, но они этого не сделали, и мы вынуждены были сами.