В один из морозных зимних дней прошлого года, когда январское шествие оппозиции уже прошло и следующее намечалось только в марте, компания «Аэрофлот» начала интервенцию в сердца московских хипстеров, предлагая большие скидки на билеты в мажорную европейскую слякоть. Поддавшись потреблятским инстинктам, мы повелись. Одна проблема — билеты были куплены в Брюссель — не куда-нибудь, а в самое логово НАТО, а живых виз в ЕЭС не было. До поездки оставалось пять дней.
 

Любезная девушка из визового агентства заверила нас, что, хоть бельгийские визы так быстро не делаются, но есть волшебная страна Испания, которая дает за три дня на полгода и практически любому. В наши души поскреблись кошки сомнений, но девушка их уверенно прогнала. Имея на руках билеты на самолет и бронь в брюссельском отеле, мы отправились в путешествие со свеженькими испанскими визами в паспортах.

В Брюсселе мы планировали весело и познавательно провести выходные, познакомившись с Писающим мальчиком и гигантским атомом.
 

Однако бельгийские внутренние органы с нашими планами оказались несогласны. Прямо с паспортного контроля мы попали не в комфортабельное такси и даже не в зону дьюти-фри, а в изолированное стеклянное помещение, хозяевами которого были недружелюбные люди в форме, изъяснявшиеся на примитивном английском. Помещение было разделено коридором на две части, в одной из которых заседали господа офицеры, а в другой на железных стульях и матрасах томились узники, подозреваемые в нелегальной иммиграции.

Наши дела были отправлены в центральный офис и, поскольку стояла глубокая ночь, вердикт ожидался в течение четырех-пяти часов.

В углу обезьянника на грязном старом матрасе спал пожилой человек в сером пиджаке, неопределенной этнической принадлежности. Кроме него, в помещении находился снятый с нашего же рейса типичный представитель провинциального бизнеса средних лет. Не говоря ни на одном из языков ЕЭС, он, однако же, развил бурную деятельность, замучив ночными звонками сотрудниц фирмы, продавшей ему этот тур.

В отличие от нас, он был обладателем полноценной туристической бельгийской визы. Но полицию что-то смущало: то ли отсутствие у туриста багажа, кроме зубной щетки и пары трусов, то ли две килограммовые железяки, любовно упакованные и занимавшие бОльшую часть его спортивной сумки. Турист Валера (назовем его так) пытался убедить полицию, что назначения загадочных металлических предметов он не знает, его просто попросили передать. Полиция не верила и правильно делала. Как выяснилось через полдня, когда мы с Валерой уже подружились, он, разумеется, был в курсе, что это не просто железяки, а части печатного станка.
 

Бизнес Валеры заключался в маленькой типографии, печатающей, помимо прочего, упаковки для всяческого контрафакта, от овощных полуфабрикатов до элитой парфюмерии. Получалось так, что за неимением Малой Арнаутской, коробочки для парфюма московских дьютифри штампуют трудолюбивые Валеры по городам и весям России.
 

В Бельгии Валера планировал отовариться печатным станком, списанным из местного казначейства. Станок ошибался всего в паре точек. Казначейство было этим недовольно, а Валеру это устраивало — более чем. Сделка не состоялась — мнительная бельгийская полиция депортировала типографа, не вдаваясь в подробности.
 
Но это случилось чуть позже. Пока же мы томились в участке, ожидая решения высших инстанций. Было холодно, голодно и хотелось курить. Антитабачный закон в Бельгии давно принят, места для курения не наблюдалось, в сортире предательски воняло сигаретами, но интуиция подсказывала, что лучше посоветоваться с полицией. На удивление, полиция не проявила зверства и жлобства. Напротив, высокий голубоглазый блондин любезно пригласил в тайное местечко. Курить в аэропорту действительно было запрещено, но где-то в катакомбах имелся закуток с двумя ободранными креслами и двухлитровой кокакольной бутылкой, доверху забитой окурками. При тусклом свете голой лампочки казалось, что мы жрецы запретного языческого культа, в котором бутылка — алтарь.
 

Между тем ответ из центра пришел, и он был не в нашу пользу. Нам предстояло либо сесть на ближайший рейс в Москву, либо искать правду в течение пяти дней. Поскольку пять дней в подвешенном состоянии в наши планы не входили, мы выбрали первый вариант.
 

Около пяти утра нас, Валеру и Серого Пиджака под конвоем препроводили в КПЗ. Европейские ценности торжествовали — в заведении не было решеток, на горьковскую ночлежку оно совершенно не походило. Там имелся чистенький душ, деревянные шконки со свежим бельем, а также гостиная с велотренажером, DVD-проигрывателем и немалой коллекцией фильмов на разных языках, от «Крепкого орешка» до Монти Пайтона.

В комнате для девочек оказалось много свободных мест, на которые мы и рухнули, совершенно обессилев.
 

Разбудил нас надрывный, захлебывающийся плач. Рыдала хрупкая темнокожая девушка-подросток. Позже, за обедом мы рассмотрели ее. Модный пиджак, укладка, хороший маникюр — девушка уже явно представляла себя жительницей Евросоюза. Соседка ее, тоже родом из Африки, пожилая грузная женщина, проводила время, читая в оригинале Бомарше и давая какие-то советы девушке на неизвестном наречии.
 

Тем временем окончательно рассвело. Мы вышли в гостиную, обитатели которой группировались по расовому признаку. На диване располагались пятеро африканцев, а большой стол оккупировали европеоиды – знакомый наш Валера, молодой итальянец (скорее всего, румын) и, в отдалении, молчаливый Серый Пиджак. Мы так и не узнали, откуда он был родом – седоватый сухой человек с цепким взглядом и наружностью умеренного исламиста. Не проронив ни слова, он либо медитировал с кружкой чая, либо флегматично накручивал километры на велотренажере.

Среди обитателей дивана выделялся молодой человек лет тридцати. Когда одни его земляки смотрели фильмы, а другие делились друг с другом музыкой, он внимательно изучал Financial Times (газеты в КПЗ водились в изобилии). Помимо английского, он также свободно владел французским, служа переводчиком между своими соотечественниками и полицейскими.
 

С европеоидным населением он общаться не спешил, но мы стали случайными свидетелями его разговора с вертухаями. Этот наш сокамерник оказался гораздо интереснее бизнесмена Валеры. Интеллигентный, свободно владеющий европейскими языками африканец, как выяснилось, был обладателем фальшивого паспорта, по которому и получил подлинное разрешение на работу в Италии. Бельгийская полиция имела твердое желание депортировать его на родину, а он настаивал на отправке в Италию. Его пятые сутки в Бельгии заканчивались, но он не терял присутствия духа, беспрерывно звоня по каким-то номерам. От парня пахло международным аферизмом. Но европейская бюрократия не желала серьезных расследований, а просто пыталась вышвырнуто его из центра мир-системы на периферию и, похоже, знала, что именно это для него самое страшное…

Час обеда подкрался незаметно. Вместо бельгийских вафель, которыми мы грезили еще сутки назад, арестантам подали: крем-суп из брокколи, бифштекс с картофельным пюре и красной капустой, чай-кофе, шоколадный десерт и фрукты — яблоки и бананы. Но у этого великолепия имелась обратная сторона. Вся пища была халяльно-кошерной (о чем было упомянуто в объявлении на стене). Иначе говоря, все, кроме капусты и фруктов, было рождено не естественным, а химическим путем. Серый Пиджак яства проигнорировал, а остальные угрюмо жевали что дают.
 

Тем временем к нашему столу пришло пополнение. С рейса из Москвы сняли гражданина Армении. Несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, по-русски он говорил с трудом, а на других востребованных языках не изъяснялся вовсе. Арам летел из Еревана к сестре, которая давно уже жила в Брюсселе и ждала его в аэропорту. Но полиции не понравилось, что визитер, приехавший по гостевой визе на три недели, не имел при себе никакой наличности и даже мобильного телефона. Номера сестры он не помнил, зато знал номер брата, сидельца одной из московских тюрем. Смирившись с тем, что с сестрой он не встретится, узник беспокоился о трансфере из Москвы в Ереван.
 

Поскольку до отбоя телефон брата не работал, Арам, по нашей доброте душевной, часа в три пополудни созвонился со своей супругой, с одного из наших телефонов. Не прошло и пятнадцати минут, как об этой беде уже знала вся Армения. Телефон разрывался от родственников до седьмого колена, которые беспокоились о судьбе Арама. Вскоре и Валера, видя такое безобразие, пожертвовал своим мобильным. Московская интеллигенция и российский бизнес восхищенно взирали на армянскую службу взаимопомощи.
 

С этого момента время бежало как спринтер. Вечерело. Тяжело, медленно, но весьма экспрессивно Арам рассказывал о жизни постсоветской Армении, например, как переводил свой мерс на газ, потому что газ у них в разы дешевле бензина, ибо поставляет его Иран, а операция эта стоит на русские деньги совсем недорого.

Оставался час до самолета, как в московском узилище прозвенел отбой. Брат обещал встретить Арама знатным кортежем и поляной, разумеется, не лично. Рейс на Москву мы встречали в умиротворении. Почти. Ведь паспорта нам так и не вернули. Пока охлос послушно следовал по кишке в салон самолета, мы фотографировали граффитти предшественников на стенах КПЗ, а потом с кортежем на авто с мигалками преследовали к трапу.

 
Документы вернули в целости, Араму дали трансфер до Еревана — кортеж в Нерезиновой ждал его зря, аэрофлотовский ужин был недурен, как обычно на этих направлениях, Арам беспокоился о трансфере, Валера был просто мрачен, а что до нас… В голове крутилась фраза: ‘Мальчик, ты не понял. Водочки нам принеси. Мы домой летим».

http://rabkor.ru/report/2013/03/09/brussels_detention