ДУШЫ ПУТЕНГА! ИЛИ НЕ ДУШЫ ПУТЕНГА! ИЛИ ВСЕ БЛЯДЬ НА ЗАЧИСТКУ КАРТОФЕЛЯ! Твой сеченг.

Какие унылые, серенькие утра в январе!

Вчера позвонила моя солистка, и мы долго с ней говорили о любви. Они всё-таки ещё совсем маленькие, эти взрослые женщины. Которым слегка за тридцатник. Прямо как дети. Маленькие должны вырасти. Или у них вечно будут родители - вроде меня.

Хотите немножко самодовольную историю?

Дней десять назад надо было выступить с музыкальным номером. А где взять этот номер? У меня всегда есть своя музыка на такой случай - музыка, написанная мной. На текст Г.Х. Андерсена. Это его стихи - воспоминания о детстве на острове Фюн.

По сути, просто песня. С немного ностальгическим текстом. Я и написал к ней тоже нечто ностальгическое. Это не суть важно.

Для исполнения музыкального номера пришла девочка - лет 20. Высокая такая, красивая, но ребёнок. Для второго голоса была моя другая певица. Опытная, которой ничего объяснять не нужно. И вот мы спели эту песню. Я аккомпанировал на рояле.

Стали поправлять ошибки между исполнениями. Как композитор я имею на это право. Потом спели ещё раз. Уже куда как лучше. Для закрепления и в третий раз, где мы выставляли динамику, смысловые кульминации и прочую кухню, которая вам вряд ли что-нибудь скажет.

И тут внезапно случилось то, зачем я втайне когда-то и писал эту музыку 20 лет назад. Не то что бы писал втайне. Писал-то как раз явно, не скрывая. Чего тут скрывать! А просто то, что  имел ввиду про себя, не вслух.

Девочка 20 лет влюбилась в эту мелодию. По-детски непосредственно. И даже страстно. Она даже изменилась внешне. Хорошо, что она не знала, кто автор. Потом-то, конечно, узнала, но это было потом.

И вот, наконец, самое главное. Мы исполнили песню этим же вечером. Со всей той страстностью любви 20-летней девушки. Это было настолько проникновенно - что публика, другого слова тут не подберешь - охуела. Охуела по самое небалуйся. Она, эта публика, давно не слышала такой искренности.

Мне даже неловко было смотреть в зал - было будто бы так, что всех их, сидящих в зале,  приговорили к смерти. За всё то, что они слушали раньше и во что верили. Какие-то, прости господи, рэпы, рокнроллы, попсу  и прочее. И они это понимали. Тишина была такая, что рассказать этого нельзя. Это была тишина после казни.

О чём же была наша  песня? Я уже сказал - воспоминания знаменитого сказочника. На самом же деле - эта песня была о любви.

Я говорил со своей солисткой о той самой любви. Понимал, какая она ещё маленькая, моя солистка,  и как много не знает. Я говорил, что любовь всё равно есть, даже если все верят в вечный доллар. Надо знать, что любовь есть. И любая тайна тогда тебе откроется.

В женской запальчивости и непоследовательности солистка выкрикнула мне в телефон "ты сам-то любить не умеешь!".

Чтобы оправдаться, я и написал вам эту немного самодовольную историю. Мне хотелось вам её рассказать.

Милый Цветочик! Это очень правильно. Ты совершенно верно говоришь.

В Дании о тебе сказали бы, что у тебя "зелёные пальцы". Так говорят о людях, у которых всё и всегда получается с цветами, что они, эти цветы, живут или оживают, если раньше погибали. Это в любом случае означает хорошего человека.

Добрая энергия души. Добрая энергия рук, которой ты  даёшь жизнь.

Недаром этот негодяй жьрал каклетки в три горла и запивал их воткой. Хорошие каклетки вне всякого сомнения. Потому что сделаны с добром и добрыми руками.

Но это значит и то, что негодяев нужно душыть точно так же, как и путенга или сеченга или даже собяненга. Иначе они пережьрут все каклетки мира. Выпьют всю вотку и даже певку. И ничего не дадут Манюсе, ни кусочика, гады.

Вот так.