Девяностые, деяностые...
Я лучше восьмидесятые вспомню.
Да, в 1980 мне было всего семь лет. Но детство свое я помню, в отличие от АНБотов из Кишинева и Риги.
Олимпийским летом меня и старшего брата отправили в Крым, в Феодосию.
Это был первый раз, когда щененка оторвали от мамы. Вот представьте себе - на поезде из Кирова едут двое. Старшему - 17 лет, младшему 7. Никаких взрослых. Ехать двое суток до Симферополя, потом мы ехали автобусом. Там у нас жила тетка. Мы у нее и целый месяц тусили. Помню только море, фруктовый лед и гигантскую амфору в музее. Ой, а еще, кажется, Айвазовского.
У старшего тогда на пляже часы украли. Пока он следил, чтобы я не утонул в прибое, стащили. Бывает. Олимпиаду я не помню, я помню только плачущего медведя. Кстати, а чего мы уехали-то?
Дело в том, что мама познакомилась с моим будущим отчимом. Где? Точно не помню, кажется в Египте. Или в Индии? Нет, не работали там. Туристами познакомились. Да, обычными туристами. Батя в молодости очень любил путешествовать. На мотоцикле объездил всю страну. И все заработки тратил на путевки по миру - весь соцлагерь, плюс Турция, Египет, Индия, Цейлон. Хипстер, чо. А на самом деле - капитан-наставник речного катера "Ковпак" Министерства лесного хозяйства.
Ну вот нас к тетке и отправили на лето.
( Collapse )
Где-то на станции Мелитополь я обожрался практически бесплатными сливами\черешнями\абрикосами, так что до Симфа из сортира не вылезал.
В сентябре 1980 пошел в первый класс, 9 школа славного города Слободского. Не было ничего скучнее начальной школы. Ненавидел чистописание - эти долбанные палки в тетради меня бесили. Терпеть не мог чтение - читал я с пяти лет. Меня научил старший брат. Тогда зимой на Вятку упали невиданные морозы - будущий батя и мама свалили в декабре в Египет, а нам с братом запретили ходить в школу и в дет.сад. Я был несказанно счастлив, потому что терпеть не мог спать днем. Мы с ним поперлись кататься на санках, но чудо-мороз остановил прямо у двери подъезда. Не, было не холодно. Мы на спор с ним плевались на асфальт. Не, снег был, только в нашем дворе на окраине Слободского снег убирал дворник. Дворнику с девяноста квартир раз в месяц сбрасывались по рублю, это я точно помню, что по рублю. Параллельно этот дворник работал еще часовщиком. Ему просто нравилось подрабатывать дворником. У часовщика была черная "Волга" и солнечные очки. Работал он на совесть - я не помню, чтобы зимой кто-то подскользнулся. А зловещие надписи: "Осторожно! Эта сторона улицы опасна при артобстреле. С крыш падает снег!" появились только в девяностые.
Так вот, мы стояли и плевали на асфальт - у кого быстрее слюна замезнет в полете и звонко стукнется. Потом мне братка сказал, что из слюны можно пулю сделать. Я изумился - как? Он важно не рассказал, но пообещал, что я сам узнаю. Надо только научиться читать. Читать он меня учил по книге "Утро Московии". Это был стратегически грамотный ход. Вместо того, чтобы тусить со своими пацанами и девчонками, перезаписывая катушки с Высоцким и "Флойдами", ему приходилось в санированные дни возиться с бестолочью.
Когда буквы приобрели смысл - мир меня потерял навсегда. С тех пор я вообще никогда и никого не достаю, если есть, что читать. Если читать нечего - приходится писать самому.
Помню прочитал про Алена Бомбара, соорудил тут же в комнате лодку из одеял и героически преодолевал шторма Атлантического океана. Рыбу ловил из ковра, у старшего удочку стырил. Потом пришла мама, пахнувшая свежими морозом и мандаринами, "Ален Бомбар" побежал на кухню...
Так вот, когда девчонки в классе старательно учили, что "А" это арбуз, мы с пацанами на задних партах менялись "Тремя мушкетерами" на "Робинзона Крузо". Пацаны, почему-то быстрее учились читать. Еще до школы.
В марте 1981 родился младший брат. Не зря мы в Крым ездили.
Роддом был двухэтажный, еще купеческой, дореволюционной постройки. В конце восьмидесятых построят новый роддом, а в бывшем станет туберкулезный диспансер. А окно, из которого мама нам показала младшего я до сих пор помню.
А летом 1981 старший поступил в ПВВКИКУ. Я ему писал письма по адресу: "Пермь, ПВВКИКУ (Б)". Сам писал, конечно.
Лето и каникулы - это была какая-то совершенно невероятная по современным временам вольница для пацанов.
Собрать удочки и ушлепать за семь километров от города до лесной речки, сидеть там до темноты наловить каких-то пескарей, тут же развести костер и пожарить их на палочке и сожрать. Это было нормально. Никому бы в голову не пришло контролировать семи-восьми-девятилетнего пацана. И звонить в милицию, если пацан задержался на час, другой. Не, если, конечно, придешь затемно, то реально можно было по жопке ремнем схлопотать. Что не мешало утром, почесывая покрасневший зад, сесть на братов велик и под рамой умчаться на насыпь - кататься с тридцатиметрового склона.
По дороге купить лимонад и свежайший черный хлеб. Из дома стащить кулек соли, кулек сахара и спички.
А за спички всегда родители ругались, кстати. Не, ну мало ли сожжем, чета.
Гришка Загарских утонул, когда мы шли уже домой и он чуть задержался с великом. Девчонку у моста затянуло в водоворот. Он прыгнул с трех метров, девчонку вытолкнул, сам утонул. Девять лет ему было.
Это была единственная смерть не от болезни за мои восьмидесятые. В том числе и в поколении старшего брата, и в поколении родителей. У нас не было самоубийц, жертв пьяных ДТП, случайных трупов в перестрелках, наркоманов и алкашей.
Кстати, пьяницы были, чего уж. Но алкашей не было.
К бате приезжали иногда друзья с разных районов области и страны.
Днем мы лепили пельмени всей семьей. Почему лепили? Ну так, ведь проклятый Сталин и коммуняки пельмени не делали, а продавали просто мясо. Вот и приходилось лепить, хе хе. Зато это были пельмени, которые надо пельмени. Так, чтобы в бульоне едва ложка не стояла.
У меня есть та самая советская мясорубка, которой износа нет - иногда сами делаем это сибирское блюдо. Лепить пельмени - это не в жральну сходить. Это какая-то семейная медитация. Волшебство, которое может понять только язык.
Вечером друзья с батей сидели и вспоминали свои похождения в пятидесятых. Я сидел на коленях и впитывал всей кожей - мужик, это тот, кто делает то, что считает нужным. Обычные работяги, объехавшие весь Союз и чуть больше. Ни разу не воевавшие, а только строящие. Веселый гогот полночью над кустами дохлой вятской акации, и ты сидишь и не понимаешь ничего из: "И тут КРАЗ юзом взад повело, я матом, шОфера в бок, из окна сосны в пропасти..."
Они никогда не матерились, в отличие от меня-будущего. Сказать слово "жопа" - это было... Даже не моветон. Это было хуже. Первый раз я мат услышу позже, я даже год запомнил, 1984. Но это будут позже.
А пока мы сидим за столом, Я уже посмотрел "Спокойной ночи, малыши!", но упрямо сижу с мужиками дальше. Где-то в одиннадцать мама спохватывается и отправляет меня спать. Помню, что всегда я засыпал под рокот мужских басов. В это рокоте открывался для меня чудесный, невероятный мир, в котором нет горизонтов. В этом мире пахло хвоей и морем, там не было плохих людей.
За вечер мужики выпивали бутылку "Посольской" водки. Это была одна и таже бутылка кажждый раз. Батя у нас той породы, которую в нулевых назывут троллями. Тогда это был шутник. Он брал обычную водку и переливал ее в бутылку "Посольской". Ставил на стол и все хвалили: "Ой, мягонькая!". Потом он ржал над гостями, а те конфузились. А потом тоже ржали и пили дальше. Одну. Повторяю, одну. Не на троих именно, а как-то вот сколько соберется за столом. И никто за добавкой не бегал.
Когда умер Брежнев, я высунул башку в форточку, чтобы послушать - гудят ли заводы? Гудели. У нас тогда было много заводов. И когда Андропов умер - гудели. И когда Черненко - тоже.
Мне дедушек было жалко. Мне, октябренку, они казались очень мудрыми. И я тогда уже понимал, что идиотов во власти не бывает. Гораздо позже я пойму, что у власти бывают прохиндеи и жулики, убийцы и скоты. Но идиотов не бывает, тот октябренок был прав. И, прости Господи, мне нравилось, когда они помирали - три дня каникул! Но и каждый раз была паника - как жить-то дальше будем? Все они были мне дедушками.
Таким же дедушкой был и Сталин.
Первый раз фотографию Сталина я увидел под стеклом какого-то грузовика у бати на работе. И спросил: "Кто это?". Батя оглянулся и тихо сказал - вождь. Я, мелкий, не понял, какой еще вождь? Батя неожиданно рявкунл на меня: "Все, иди играй!". Эту тему он больше никогда не поднимал. Иногда, когда к отцу приезжали друзья, они говорили: "При Сталине порядок был". Мужики-то были тридцатых годов рождения. Они помнили. Но в разговорах они осекались, тогда про Сталина говорить было не принято. Я не понимал, почему - да и как понять мог? Что-то тревожное в этом имени было, но что, я не понимал. И еще не понимал, почему его так боятся упоминать.
Утром я забывал про Сталина и бежал в школу. А если это были каникулы, то в библиотеки. Для поколения айфонов - тогдашние библиотеки, это был аналог сегодняшнего Интернета.
Никогда не брал на руки детскую литературу - типа рассказов Алексеева или... Вот только вы не ржите, я тогда терпеть не мог Пикуля. Я и сейчас его читать не могу, а тогда - тем более. Зато мама всегда выписывала собрания сочинений. Жюль Верн и Дюма, например. Когда приходило извещение - она мне отдавала его, и я бежал на почту, получать очередной синенький или зелененький том. Потом забегал в кафе "Мороженое", брал там за двадцать пять копеек порцию сливочного с шоколадом и жадно читал "Пятнадцатилетнего капитана" или "Графиню де Монсоро".

Сегодня вечером, около пяти, я стоял у входа на свою "базу". Мимо скакали жеребятами детеныши примерно того же возраста. Я сидел и курил, у детей раз в минуту взрывались в карманах эсемесками и звонками телефоны.
Нет, такой свободы, как у меня, больше не будет.
Все же, я родом из самого счастливого поколения рожденного на это планете. У нас было все, что может пожелать ребенок.
Свобода, уважение, воспитание, образование. А что еще надо?
Те из нас, кто выжил в девяностые...
Те из нас, кто не спрыгнул в наркотическом угаре с седьмого этажа как Серега, кто не застрелился из табельного "ПМ", как Димка, кого не сбросили пьяным под поезд как Андрюху, кто не сгорел в БМП как Вовчик, кого не убили в Латвии за потрепанный "Мерс" на перегоне как Сашку, кто не схватил инфаркт в двадцать два как другой Димка, кого не расстреляли на перекрестке в полдень как Артура, кто не стал блядью как Эдик - мы сумели протащить тот самый "Клуб знаменитых капитанов" в двадцать первый век.
Это мы запускали Сталинобус, писали книги, воевали на фронтах новой Гражданской, строили новые заводы, учили программирование и воспитывали новых пацанов. И этих пацанов больше, чем вы думаете. Я - знаю.
Мы еще не разучились прыгать с гаражей в снег.