У Бога пармезана не допросишься, а вот колбасного сыра – запросто

В начале 90-х годов мне пришлось чуть-чуть поголодать. Судя по тому, что даже спустя 30 лет я помню отчетливо – что я ел в эти месяцы, как ел, слово «голодать», оказалось не пустой метафорой.

Помню, неделями я питался перловкой пожаренной на шкварках из старого желтого сала, твердого, как парафиновая свечка. Знал, что если не пить чай или воду перед сном – ночью не проснешься от чувства голода. Помню пятикилограммовую банку заморской ярко- оранжевой пасты – смесь пальмового и топленого коровьего масла. Сначала воротило, а потом я ее разве что в чай не клал. Когда банка кончилась, эта вкуснейшая оранжевая субстанция посещала меня по ночам в дразнящих аппетитных снах. В прошлом году на рынке Дамасска я обнаружил что-то подобное, очень похожее, но не стал покупать, побоялся ненароком вернуться в не сытую юность, пусть и на уровне вкусовых ощущений.

Еще у меня была в изобилии соль, мука и немного растительного масла – следы продуктовой паники поздних горбачевских времен. Раз в два дня я с голодухи воровал кабачок с лотка. Украл и через десять минут поджарил и съел. Бог прощал. Делал это так: проходя мимо развала с овощами, не задерживаясь ни на секунду, пихал этот кабачок под пояс коротенькой кожаной куртки- «косухи». Всегда безошибочно выбирал момент – хитрость и точность движений у голодных людей просто поразительна. Помню, в город пришла партия гуманитарки, ее разворовали и в нашей булочной вдруг появился диковинный продукт – китайская вермишель быстрого приготовления. Стоила она оглушительно-дешево, дешевле хлеба. Я нашел где-то деньги, кажется, вернули старый долг, или дали мне такую деликатную милостыню без отдачи. Я купил сразу двадцать или тридцать бомжпакетов. До сих пор помню, как у меня тряслись руки, когда я понял, что вся партия вермишели оказалась прогорклой, не съедобной абсолютно. Мечты о сытой жизни рухнули. Продавец что-то увидел в моих глазах и молча вернул деньги за тухлую вермишель. Только за вскрытый пакетик не вернул, и я это тоже запомнил крепко-накрепко. А потом, я набрел на продуктовый Клондайк. Потрепанные жизнью люди, за станцией метро «Нарвская», торговали колбасным сыром. Гранитные ступени были им прилавком. Этот сыр, с восхитительной коричневой копченой корочкой, замотанный в десятки слоев чуть влажного полупрозрачного целлофана , сливочно-желтого, жирного и сытного на ощупь…

Я брал его батонами весом в два-три килограмма. Почти даром. «Сырная» диета отрегулировала мой дефолтный бюджет, и теперь мне хватало на чай и сахар. В день, когда я последний раз обедал этим сыром, настало прозрение. Оно было ужасно. «Палка» сыра попалась какая-то странная. Он не резался, а крошился угловатыми ломтями и остро пах старыми лежалыми обмылками от хозяйственного мыла марки «72%». В складках оболочки проступала не гламурная плесень... И тут я понял все. Негоцианты с колбасным сыром оказались обычными бомжами. Рядом была станция электрички, на которой они ездили на городскую свалку. Я сгреб остатки трапезы в мусорное ведро и прополоскал рот водопроводной водой, пытаясь избавиться от странного мыльного послевкусия. Но, отчаяния пока не было. День кулинарного откровения был примечателен тем, что это был первый день моей зарплаты. Имелся и пятачок на метро. Последний.

Бодрый и упругий, я ворвался в бухгалтерию газеты, где мне сообщили, что я еще не проработал месяца, и зарплату мне начислят только через две недели. Или через месяцок – как фишка ляжет. Работников тогда кидали через раз, капитализм строили. Денег у меня не было не то что на еду, даже на метро. А занять или просить пятак не позволяла гордость. Я еще подумал, что поторопился выкинуть помойный сыр. Белая полоска жизни опять привычно темнела прямо на глазах. Явь превращалась в навь. Домой пошел пешком, по набережным. Тут же потек холодный дождь, он удачно декорировал мое отчаяние. Я шел и шел, иногда заглядывался через парапет на лениво плещущие свинцовые волны. Думал, что нет в природе такого питерца, который хотя бы раз в жизни, поздней осенью, не захотел утопиться в этих темных и равнодушных водах. Проезжающая мимо машина хлестнула по мне веером грязи, обдав по пояс, и я услышал дробный перестук мягкого железа по камню. Под ногами у меня валялись три туго набитых полиэтиленовых пакета. Один пакет вырвало на мостовую консервными банками с разноцветными этикетками. Я до сих пор не знаю точно – выбросили ли эти пакеты из проезжавшей машины мне под ноги, или они стояли на набережной и я просто о них споткнулся в темноте… Не знаю. Знаю лишь, что это был подарок не от человека. Такие подарки может дарить только Он, и дарит их только людям отчаявшимся. Исполняя их самые несбыточные чаяния. Иначе, никто бы в Него не верил тысячи лет. И не платил за свою веру жизнью.

В пакетах оказалось пять банок консервированной ветчины «Тулип». Дорогой и резиновой. Но это теперь я разбираюсь в ветчине, а тогда я ее съел чуть ли не с банкой. Были какие-то галеты и печеньки, конфеты с ликером и конфеты с орехами. Кофе и чай, несколько банок тунца, арахисовая паста и почему-то советская килька в томате – для контраста, не иначе. Была бутылка польского анилинового ликера. Ярко-желтое пойло с гроздью бананов на этикетке, похожих на распяленные ножницы. Слабенький, как сухое вино – этот ликер с трудом «забирал» молодые организмы и молодежной среде не котировался. На дне третьего пакета, под итальянскими макаронами, лежал кусок свежайшего колбасного сыра, граммов на триста. Чек прилепленный к оболочке потек, расплылся и я не смог разобрать – где он был куплен. Ясно было одно – это знак. Примитивный, материальный, но понятный более чем пять хлебов и две рыбы. Тем более, для человека еще не читавшего Библии.

По не до конца понятному нам Закону, который уравновешивает все сущее и рождает порядок вещей, никакого пармезана и камамбера в ближайшее время в России не будет. Люди, которые его клянчат – лживы и лицемерны, как избалованные дети. А может быть они просто подонки – циничные и расчетливые. Уже несколько месяцев, на окраинах и границах нашей страны страдают миллионы людей, тех, кто еще не согласился на земные мытарства. По улицам валяются разорванные в клочья трупы стариков,тех, у кого не было сил бежать из этого земного ада. И по земле, старики, как правило, плохо бегают – не успевают нырнуть в подвал во время обстрела, не успевают залечь и спрятаться. А может быть просто не хотят жить в такой старости... Но их страдания не прекращаются и после смерти. Можно попробовать объяснить обстрел городского квартала, попадание снаряда в храм или в больницу. Неверные координаты, изношенные стволы орудий, ошибки корректировщиков или разведки…Невозможно объяснить, зачем день за днем, раз за разом обстреливать похороны погибших во время артобстрелов? Это за гранью нашего понимания, но любителей сыра элитных сортов это никак и никогда не беспокоило. Хотя, они все знали. Сложно не знать про такое. Более того, любители сыра несколько месяцев изощрялись в реабилитации всего этого скотства. Как-то причудливо совпало у этих крикливых граждан – доступ к информационному полю и хамон с пармезаном в рационе. Но, наша страна с таким порядком вещей была не согласна. Не нравилось ей происходящее на Донбассе, и за это ее попробовали наказать. Россия огрызнулась. Над пармезаном нависла угроза. Люди, спокойно взирающие на смерть своих соотечественников, теперь тревожно ерзают, смотрят или сами стряпают апокалиптические репортажи из сырных отделов. Успокойтесь. Не будет вам больше никакого пармезана, привыкайте к колбасному сыру. И молите Бога, остатками своей гнилой совести, чтобы испанский хамон не обернулся лошадью, торопливо съеденной в овраге. Бог палкой не бьет, а просто всем раздает по делам их.

Взято здесь.

От себя: считаю, что первую часть текста, касающуюся 90-х, нужно цитировать детям на уроках истории в школе. Вторую же часть, обращенную к "интеллигенции", было бы хорошо зачитывать упомянутым как повод для ареста.

Год 867-й. Окрестности Киева. февраль месяц. Идёт осада Ля-Рошели Древней крепости Куев, варягами Аскольдом и Диром.

Дир: Вот дёрнул тебя чёрт идти на Куев! (уворачивается о летящего пылающего горшка с горилкой) — они так всю водяру попалят!
Аскольд: — Мне тут шпиён Титушка передал с посыльным, что ихним катапультам — карачун! Одну уже продали византийцам, вторую ночью спи**ли цыгане а третья рассыпается сама.
Дир: А что они орут?
Аскольд: Да вроде сала у Сварога просят.
Дир: — И значит что у них — "Своруем сало"?
Аскольд: Х.з. "Хвала богам", майбуть, у них такая.

Год 867-й. Окрестности Киева. март месяц.

Дир: — Что эа дела? Кто эти злые люди? Верхом на поросятах в стан ворвались, нагадили на капище Вальхаллы. И написали что-то на славянском...
Аскольд: — Прочти, что написали.
Дир: — Рур... рурык хы..хейло.... Так кажется.
Аскольд: (рассмеявшись) — Хелло! Это привет по англо-сакски! Они так Рюрика приветствовать решили! Я про них слышал. Это Правощеки! Дружина Щека с Кием с правых флангов!
Дир: — Так что мы победили?
Аскольд: — Как обычно....

Год 867-й. Окрестности Киева. апрель месяц. Варяги входят в Киев. Вокруг дымятся развалины небоскрёбов. Слева от ворот догорает остов "Порш-каена" в последней на тот год комплектаци. Кругом нищета и разруха. Мимо прыгает местный абориген.

Аскольд: (хватает аборигена за рубашку) — Стой человек Скажи мне что случилось?
Абориген: (продолжая прыгать) — Цэ перемога! Ты не видишь что-ли?
Аскольд: (недоумённо) Мы же не бомбили! Тут что блин, Змей-Горыныч пролетал?
Абориген: — Та ни, цеж наши хлопцы княжеского роду. Ушли с обозом к скифам, город подпалив!
Дир: — Зачем?
Абориген: — Ну вы как будто ватники тупые! Такой обычай. ни себе ни людям! Что сам не зьим, то под... над... пидкушу!
Дир: (Аскольду) — Куда попали мы? Маразм сплошной творится.
Аскольд: (Аборигену) — А что ты прыгаешь, как жаба на болоте?
Абориген:(удивлённо)  — Так кто не скаче, тот у нас москаль! Чем выше скачем, тем мы ближе к Роду!
Дир: (усмехается) — Да, без сомнений в этом что-то есть!

Год 882-й. Прошло 15 лет. Располневшие Аскольд и Дир в вышитых рубахах сидят на дворе княжеского терема. Рядом в песке играют их дети, раскапывая землю деревянной вилкой.

Дир: — Послухай. Що бы ще придумать?
Аскольд: — А може хватіт? Ти вчора отжог! Как в караоке до сходу Ярила, співав нам гімн Околицям Русі!
Дир: — Так я ще герб можу придумать справжний! (смотрит на вилку в руках сына) Микола, дай її сюди!

(на двор вбегает потрёпанный гонец и падает ниц)

Гонец: — Князья! Сюда идёт Олег с войсками! Из Новгорода весточка пришла. Мол Дир с Аскольдом малость приборзели, создали каганат и правят! И типа, Рюрику хелло с подтекстом скрытым заместо дани шлёте с нарочными!
Дир: (удивлённо смотрит на Аскольда) — Не зрозумів я. Шо сей хлопчик бреше?
Аскольд: (икает) — Яка смішна молва у москалів! Олег йде? Та хай собі йде він. Ще щит не прибит до воріт Царьграда! (оба смеются)
Дир: (отхлёбывает из кубка и заедает куском сала) — Рюрег Хелло! ла-ла-ла-ла....  (Аскольд подхватывает и снова задорно смеются)
Гонец: — Князья, я вас предупредил!
Аскольд: — Та передай давай Хеллу кацапів що з нами Візантія і Царьград!
Дир: (затягивает пьяным голосом поднимая вилку к небесам) — Щэ не вмерла Окраина......

*** Финал. Занавес:*****

Собравшаяся публика внимает чтецу во фраке, который, с выражением, декламирует:

Мильоны Вас, нас- тьмы и тьмы и тьмы

Попробуйте, сразитесь с нами!

Да, скифы — мы! Да, азиаты — мы,

С раскосыми и жадными очами!

Надо признать, что пронзительные Блоковские строки должного впечатления внимания на присутствующих не производят. Чего уж там: для них дикой сказкой являются бомбежки Югославии, не то что провал какой-то там Мессины… Не внушает вообщем…

Чтец, тем временем, продолжает:

Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!...
В последний раз - опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
Но и это публику не задевает. Откровенные зевки, поглядывания на часы, в конце редкие хлопки. Вечно эти русские чего- то выдумывают…Блок какой-то… Тоже, звезда нашлась! Вот Лесли Нильсен- это да! Это звезда!

* * *

Под веселую музычку на сцене появляется Юрий Куклачев. На поводке держит здоровенную мохнатую зверюгу. Зверюга подозрительно осматривает присутствующих маленькими злобными глазками, недовольно ворчит.

Куклачев: Господа, не подскажете, куда жывотное пристроить можно?

Лукашенко: Не нуждаемся! У нас, в Бобруйске этих жывотных…умотаться! Экологи крайне обеспокоены!

Коморовский: Ой, какая киска милая… Кыс, кыс… Яблочко хочешь?

Куклачев: Это не кыска… Это вообще-то песец.

Комаровский(испуганно): Нахрен, нахрен… к Порошенко!

Зюганов (Рогозину): Смотри, матерый какой! На этого похож… Как его… Ну, тоже лохматый и ворчит все время.

Рогозин: Венедиктов что-ли?

Зюганов: Скажешь тоже! Вспомнил! Чупака!

Чубайс: Попрошу не обзываться! Лично я, ни к этому зверю, ни к украинскому кризису никакого отношения не имею!

Зюганов: Погоди, Толя, не горячись… как не имеешь? Ты у нас рыжий и, что немаловажно, конопатый. Рогозин, лопата у тебя далеко? Неси давай! Ну-ка, Толя, брови сдвинь! Грознее! А теперь скажи текст: «Здравствуй дедушка Порошенко, вот я и пришел!»

Порошенко: Прекратите издеваться, в конце-то концов! Мы ведь, в случае чего и транзит газа перекрыть можем!

Рогозин: Ну да? Двадцать лет тырили, а сейчас перекроете? Жить то на что будете? Эх ты, Петя- петушок…

Жириновский: Он не петушок, он поросенок! Петушок у них другой- Ляшко…

Ляшко: Достали, гомофобы! Между прочим, сам Барак Хусейнович надысь гейские игры приветствовать изволили…

Жириновский: Все понятно! Определился значит, с ориентацией, наш мартыш. Прям как с кофе получилось: был мужского рода, стал среднего! Интересно, как мадам Обама на события отреагировала?

Зюганов: Непонятно… Однако, синяков на Бараковской роже не видно… Хотя чему удивляться-то, если вся рожа цвета недельного бланша…

Меркель (Зюганову): Ваши санкции…Они не оправданы!

Зюганов: Дык мы и не собираемся ни перед кем оправдываться.

Меркель: Они разрушительны для экономики!

Зюганов: Для чьей?

Меркель: Для нашей, европейской!

Зюганов: Дык мы не европейцы… Мы эти…Как их… Скифы мы. (Принимает картинную позу и с выражением декламирует) Да, скифы мы, да, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами. Вон, гляньте (указывает на Жириновского. Тот демонстративно щурится, демонстрируя присутствующим раскосые и жадные очи)

Коморовский: Да они просто издеваются над мировым сообществом! Предлагаю их примерно наказать!

Грибаускайте: Даешь блокаду Калининграда! Мы уже и план подготовили (Достает и разворачивает карту)

Жириновский: Дай сюда! (вырывает карту и начинает яростно елозить по ней ластиком)

Грибаускайте (возмущенно вопит): Ты что делаешь, гад! Ты зачем Литву стираешь?

Жириновский (спокойно): Я, гуманитарный коридор делаю, в Калининград из России.

Коморовский (льстиво): Убедительно прошу, Владимир Вольфович, Вы там кусок польской территории зацепили… Случайно, наверное?

Жириновский: Не лезь! Коридор должен быть широким, чтобы гуманитарные танки могли развернуться.

Грибаускайте (всхлипывая): Но как- же мы будем жить в коридоре?

Жириновский: Фигня, привыкните… раскладушку у туалета поставите…

Коморовский: Лавров! Лавров! Уймите, наконец, своего скифа!

Лавров (указывая на Жириновского): Этого скифа?

Коморовский: Его самого, с раскосыми и жадными очами!

Лавров: Понимаете, партнер, ту вот какое дело… Он, несомненно скиф, но скиф оппозиционный, и мы за него ответственности не несем… Кстати, зачем Вы его разозлили?

Коморовский: Да мы только справедливость восстановить хотели…

Лавров: Значит это был Ваш осознанный выбор. И, как видите, этого оказалось совершенно достаточно… Документальный фильм смотрели, как разозленный пендосский ботан, в зеленого великана превращался? Так вот Вольфыч- он тоже такой, когда разозлится, он из скифа превращается в гунна. Так что, сейчас он даже не оппозиционный скиф, он- свирепый гунн. А наша позиция по гуннам Вам хорошо известна: не сдвинемся, когда свирепый гунн в карманах трупов будет шарить, жечь города и в церковь гнать табун, и Петю Порошенко жарить…Гхм…В хорошем смысле, разумеется…

Порошенко: Но я не желаю, чтобы меня жарили в хорошем смысле!

Лавров: Ежели в плохом смысле желаете, тогда к Хусейнычу, это он мировой клуб гомосеков возглавляет.

Порошенко: Но я ни в каком смысле не хочу!

Жириновский: А кто тебя, свинья, спрашивать будет? Рогозин, шампура есть у тебя?

Источник: http://www.ghostnews.ru/articles/13-da- … -pesa.html