10.01.2014

Святочный рассказ

В начале января правитель Владимир Владимирович по обыкновению своему работал в Красной Поляне над документами. Служитель принес ему очередную папку, на которой стоял гриф "Тревожные донесения". Правителю не впервой было знакомиться с тайными, а равно и явными непотребствами царевых слуг, своим хищничеством и иными пороками превосходившими даже явленное некогда свирепыми советскими язычниками, и прежде сердце его не дрожало от необходимости по тревожному донесению отсечь зараженный член, переместив его на новое место работы. Но тут какая-то неясная тревога угнетала его, не давая раскрыть зловещую папку. "Мне страшно? Мой Бог, смелее!", -- подбодрил себя правитель и начал читать.

Первое же попавшееся на глаза донесение гласило: "А тут вот ночью маленько посмотрел на первом бал вампиров. Люцифер, черти и другие раскрашенные дьяволы вопили истошными голосами, возвещая неминуемое наступление царства антихриста. Тряслись в своих омерзительных танцах, стучали копытами и кривили свои страшные морды, не переставая что-то орать, визжать, рычать и хрюкать…". Владимир Владимирович позвал помощника. "Что это?" -- "Там в сопроводительном документе сказано -- "Слово некоего христолюбца, Василия Ложкина", -- отвечал помощник. "О, Господи, с нами крестная сила!", -- воскликнул правитель и взялся за следующее донесение.

Оно было явно извлечено из архива -- написано старинным полууставом на пожелтевшей от времени бумаге. С трудом разбирая вязь, Владимир Владимирович начал читать: "Открытое письмо Народной Артистке России Пугачевой А. Б. Глубоковажаемая Алла Борисовна! Идите, пожалуйста, на .... И заберите, пожалуйста, туда ваших пи...ов и вы...ков. С неизменным уважением, поклонник Вашего таланта. А мы живем ныне в похоронках, и когда Господь укрепит и все сохранит, тогда объявимся".

"В похоронках… объявимся", -- вторя старинному извету, промычал Владимир Владимирович, после чего, начертав на донесении резолюцию, распорядился: "Фельдъегеря ко мне!". Молодцеватый фельдъегерь тут же явился, правитель вручил ему донесение с резолюцией и приказал: "Немедля скачи, то есть лети, на самом суперсовременном истребителе!". "Есть!", -- отрапортовал фельдъегерь и, щелкнув каблуками, побежал к разогретому аэроплану. "Я  им покажу, что в России есть духовные скрепы!", -- зловеще прошептал Владимир Владимирович, глядя вслед  взмывающему в воздух летательному аппарату.

В Останкинском здании телецентра им. 50-летия Октябрьской революции горело окно в кабинете генерального директора Константина Львовича. Как всегда, трудолюбивый, он увлеченно щелкал костяшками счетов, высчитывая рейтинги телепередач и, соответственно, доходы от рекламы. На это раз выходило, что баланс самый благоприятный, причем особенно знатную ебитду показала как раз встреча Нового года свитой А. Б. Пугачевой, вызвавшая такую тревогу у некоего христолюбца Васи Ложкина. Константин Львович с удовлетворением потер руки, испытывая немалый драйв от ебитды, как тут внимание его привлек шум  самолета. Суперсовременный истребитель приземлился на поле рядом с телецентром, оттуда вылез конь, следом всадник. Оседлав коня, он во весь опор с криком "Поберегись!" и размахивая шашкой поскакал к главному входу телецентра. Константин Львович понял, что это гонец к нему от Владимира Владимировича.

Вскоре бравый фельдъегерь вступил в кабинет генерального директора, вручил ему извет на Аллу Борисовну с собственноручной Е. И. В. резолюцией. Ему поднесли чашу, он  свалился с ног от усталости, и его отнесли в комнату отдыха. Константин же Львович все перечитывал: "Идите, пожалуйста… И заберите, пожалуйста, туда ваших… Разобраться и доложить". "Вот и все. Пожалте бриться", -- мелькнуло в его голове. Но тут же он, взяв себя в руки, понял, что лишь величайшее благочестие в сочетании с неумолимой твердостью может спасти его. К тому же могущество и адский гений Аллы Борисовны не раз ужасали его. Он испытывал какую-то затаенную радость при мысли, что навсегда избавится от этой опасной сообщницы -- и сейчас настал именно этот миг.

Спешно вызванная Алла Борисовна вступила в кабинет Константина Львовича. Он сухо объявил ей верховную волю. В первый миг народная артистка была потрясена, но тут же у нее созрел благочестивый план. "Да, Константин Львович, пора, пора менять имидж, и я этот новый имидж тебе тут же представлю", -- согласилась она, -- "Пред тобой отныне новая Алла Борисовна". Генеральному директору подумалось, что и от старой-то Аллы Борисовны непонятно, как избавиться, а тут вот-те нате, еще и новая будет, но усилием воли он смолчал и лишь поинтересовался, в чем же будет заключаться новизна. "Классику будем теперь представлять. Русскую, народную", -- отвечала народная артистка. "А также блатную, хороводную", -- подумал Константин Львович.

За дело артистка взялась споро, да и 1-й канал славится своим богачеством, и в считанные дни телекомпания представила зрителям преображенную Аллу Борисовну. Среди традиционных праздничных огней и фейерверков на авансцену явилась облеченная в смирные одежды инокиня Досифея и спелым голосом воззвала зрителей и артистов: "А вы, бесноватые, почто беснуетесь? Приспело время мрака и гибели душевной, братья, други, время за веру стать православную. На прю грядем, на прю великую".

В продолжении великой при на сцену вослед инокине Досифее вышел Ф. Б. Киркоров тоже в ангельском образе -- яко инок Филарет. То был уж не буйный Филипп Бедросович,  но тихий, молчаливый горюн, каждый божий день молившийся и плакавший.  Исхудал он, пожелтел, голову седина пробивать  стала,  но  глаза  у  него были не прежние мутные и навыкате -- отныне они умом, тоской, благодушьем  светились. Сходное преображение постигло и Максима Александровича, представшего публике, яко инок Мельхисидек. С воссоединением ангельских образов Досифеи, Филарета и Мельхисидека хор и подтанцовка с подъемом грянули: "Победихом, посрамихом, пререкохом и препрехом ересь нечестия и зла стремнины вражие".

Затем опять выступила новая Алла Борисовна с проникновенным пением: "Боже правый, утверди завет наш! Да не в суд иль осужденье, но в путь святого обновленья исполним его, Отче благий! Аминь! Облекайтесь в ризы светлые, возжигайте свечи Божиии грядите к стоянию, и да претерпим во славу Господа". На сцену вышел миссионер-протодиакон Андрей Вячеславович и стал кормить собравшихся блинами, щипая о. Филарета и о. Мельхисидека за афедроны. Ущипленные спели: "Враг человеков, князь мира сего восста!", после чего Алла Борисовна грянула апофеоз: "Братия! Подвигнемся; во Господе правды и любви да узрим свет! Да сгинут плотские козни ада от лица светла правды и любви!".

Зал рухнул от оваций, а на экране появилась надпись: "Вы смотрели Рождественские встречи с инокиней Досифеей (А. Б. Пугачевой). (С) 1-й канал". Константин Львович бросился к рейтингометрам, которые все зашкалили, фиксируя неслыханную прибыль. В довершение к баснословной ебитде генерального директора постигла новая радость. В двери стучался очередной фельдъегерь с собственной Е. И. В. благодарственной резолюцией "Роскошно, как все в России". Над Москвой звонили рождественские колокола.

Максим Соколов