КРОВНАЯ МЕСТЬ НА КАВКАЗЕ.

Среда, 08 Января 2014 г.

I. Сын за отца отвечает

50-летний чеченец Султан уже больше десяти лет живет в Волгоградской области. Приехал он сюда, спасаясь от кровной мести, которая досталась ему в наследство от отца.

На Кавказе кровная месть не имеет срока давности. Она может быть осуществлена через 50 или 100 лет, даже если виновник смерти и его близкие родственники умерли. Поэтому у кавказских народов считается, что лучше решить все вопросы, связанные с кровной местью, как можно быстрее, чтобы потомкам жилось спокойно.

Когда кровник умирает естественной смертью, не дождавшись ни мести, ни прощения, под удар попадают его ближайшие родственники — брат, сын, внук, а если таковых нет, то другие родственники-мужчины.

— Я был подростком, когда мой отец в ссоре зарезал соседа, — вспоминает Султан. — Отца поймали, судили и посадили на 15 лет.

После суда семья заключенного сменила место жительства, уехав из благоустроенного дома в Грозном, который был расположен по соседству с кровниками, в высокогорный родной аул.

— Пока отец сидел в тюрьме, мы жили в этом ауле, не смея далеко отходить от дома, — рассказывает Султан. — А когда отец, отсидев полностью свой срок, вышел на свободу, он увез нас далеко от Чечни, в Россию.

Через несколько лет отец Султана умер. Семья вернулась в родную республику в на­дежде, что теперь, после смерти отца, получить от кровников прощение будет проще. Но переговоры успеха не имели, и Султан, уже успевший к тому времени завести собственную семью, продолжал жить в постоянном страхе. Особенно опасной его жизнь стала после объявления неза­висимости Чечни, когда все мужчины стали открыто носить оружие. Однажды кровники чуть не убили Султана, устроив засаду в его же родном ауле. После этого он спешно собрал семью и выехал из республики. До сих пор он не знает, когда туда вернется.

— Не смогут вернуться домой и мои сыновья, — говорит Султан. — Ведь после меня кровная месть перейдет уже на них.

— Когда же это закончится?

— Когда между нашими семьями произойдет примирение.

— А что мешает вам это сделать?

— Это очень тяжелый и трудный процесс, — сокрушается Султан. — Тут не обойтись без помощи многих людей.

II. Мертвый обычай

Обычай кровной мести, имеющий, например, в чеченском языке свое наименование «чир», существует у кавказских народов с незапамятных времен и до сих пор почти не изменился. В отличие от свадебного обряда, который претерпел существенные изменения и осовременился, обычай кровной мести, как, кстати, и похоронный обряд, сохранил в себе дух древних времен, когда кавказские наро­ды жили вне государства. Кровная месть выполняла роль государственного института, который регулировал взаимоотношения между жителями общины, предотвращал преступления и наказывал ­преступников.

В древности закон кровной мести был основополагающим не только у вайнахских народов (чеченцев и ингушей), но и у осетин, кабардинцев, представителей малых дагестанских народов. Когда эти народности вошли в состав Российской империи, они были вынуждены подстраиваться под те правила, которые диктовало им государство. Со временем уклад жизни менялся, одни народы поднимались выше по социальной лестнице и, следовательно, избавлялись от мешавших дальнейшему развитию обычаев. Так, к примеру, произошло в Осетии. Впрочем, эта республика гораздо рань­ше избавилась от обычая кровной мести ­благодаря принятию осетинами ­хри­стианства. Притом что к X веку, когда это произошло, некоторые осетинские фамилии были фактически истреблены кровной местью.

Так, в Осетии до сих пор существует легенда о происхождении одной фамилии. Звучит она так. Это было в давние времена, когда осетины жили в горах и только боги защищали их от вражеских набегов. Но боги не сумели защитить их от своих соплеменников — кровная месть выкашивала целые фамилии. Так произошло и с одной фамилией, которой никто уже не помнит. Когда-то ее представитель в драке убил своего друга, за что родственники убитого ему отомстили. Однако примирения не произошло и кровная месть ­продол­жалась несколько десятилетий. В итоге с обеих сторон погибло по полсотни мужчин. Закончилось все так: в дом, где жила одна из семей — последняя в роду, — ворвались кровники и уничтожили всех находившихся в доме мужчин. Убийцы уже собирались уходить, оставив женщинам оплакивать погибших, как вдруг внимание одного из них привлекла молодая женщина, прячущая за спиной мешок. «Что там у тебя? » — сурово спросил мужчина. «Кошка», — пряча глаза, ответила женщина. Мужчина взял мешок и развязал его. Заглянув внутрь, он увидел спящего грудного мальчика. «Кошка? — переспросил он. — Ну тогда будете теперь Кошкины». Легенда гласит, что, если бы ребенку оставили его прежнюю фамилию, его бы убили. Так родилась известная осетинская фамилия Гадиевы, что в дословном переводе так и звучит — Кошкины.

Принятие христианства, а потом и вхождение в Российскую империю ­серьезно способствовало тому, что светские зако­ны вытеснили многие древние обычаи, и сегодня в Осетии, как в Северной, так и в Южной, кровную месть ­воспри­нимают как атавизм. Однако история с Виталием Калоевым, который в 2005 году убил швейцарского ­диспет­чера Питера Нильсена, виновного в гибели авиалайнера «Башкирских авиалиний» над Боденским озером летом 2002 года, показала, что обычай кровной мести может веками жить в подсозна­нии народа, даже если он умер как соци­альное явление. В этой истории ­показа­телен не сам факт самосуда, а то, как ­восприняли это на родине Калоева: с момента заключения под стражу и до освобождения о швейцарском узнике хлопотали власти и общественные деятели республики, а когда он наконец прилетел во Владикавказ, его встретили как национального героя. «Побольше бы нам таких мужчин», — говорили тогда осетинские женщины в беседах с журналистами.

Практически исчез обычай кровной мести у кабардинцев, балкарцев, карачаевцев, черкесов и представителей дагестанских народов. В высокогорных дагестанских селах о кровной мести еще ­помнят, но свежих примеров привести не могут. Впрочем, возможно, это делается намеренно — ведь чем меньше гово­рят о кровной мести, тем больше шансов сохранить этот адат в государстве, где национальные традиции часто рассматриваются как неприятный атавизм, мешающий становлению правового общества.

III. Кровная месть и советский суд

В отличие от других кавказских народов в чеченском и ингушском обществах адат кровной мести не сумели вытеснить ни Российская империя, ни советский режим, ни репрессии. Возможно, потому что присоединение этих народов к России было насильственным, и оттого сохранение древних обычаев воспринималось как сохранение народа, который надеял­ся когда-нибудь обрести независимость. Именно поэтому сегодня мы имеем возможность познакомиться с адатом кровной мести, который до сих пор определяет жизнь чеченского и ингушского общества практически в его первозданном виде.

В советское время чеченцев и ингушей пытались заставить забыть о кровной мести, называя этот обычай дремучим пережитком прошлого. Это было вполне объяснимо, ведь древние обычаи часто вступали в противоречие с государственными законами, а значит, подвергали угрозе государственные устои. И все-таки даже самые продвинутые вайна­хи, занимавшие большие посты во вла­стных структурах и вынужденные на словах критиковать приверженцев средневековых обычаев, на деле следовали законам кровной мести. Любого чеченца, по вине которого погиб другой, ожидало разбирательство по древним законам, даже если он понес наказание по законам светским.

Лет тридцать назад, когда советская власть казалась еще незыблемой, в Чечено-Ингушетии произошел случай, о котором долго говорили. В одном из районных судов шел процесс по делу об убийстве. Процесс был открытый, и людей собралось немало — в основном родственники подсудимого и его жертвы. В положенном ему месте, на скамье подсудимых под вооруженным конвоем находился убийца. Когда судья стал оглашать приговор, в зале прогремел выстрел. ­Подсудимый упал как ­подкошенный — пуля попала ему точно в сердце. ­Стре­лявший положил пистолет в карман, ­спокойно прошел через расступившуюся толпу, вышел на улицу и исчез. Никто не попы­тался его задержать, хотя в зале были и милиционеры.

Разбираться со скандальным происшествием приехали следователи из Москвы. Однако установить личность стрелка так и не удалось. Все знали его имя, но называть не хотели. Тогда москвичи обратились к жене покойного:

— Вы-то, наверное, хотите, чтобы поймали убийцу вашего мужа. И наверняка знаете, кто стрелял. Назовите его.

— Да, я его знаю, — ответила женщина, — но не скажу.

— Почему?

— До сих пор на моих сыновьях была кровь человека, который был убит их отцом. Теперь мы квиты с этой семьей, и мои сыновья могут жить спокойно, не скрываясь.

Понимание чеченскими женщинами древних адатов настолько глубоко, что горе от смерти мужа, убитого ­кров­ником, она переживает легче, чем его смерть, случившуюся по какой-то дру­гой причине.

IV. Объявление мести. Чир дахеяр

Кровная месть вступает в силу с момента ее объявления. Происходит это так. Родственники убитого по горячим следам выясняют, кто это сделал. Затем к виновной стороне отправляется человек, чаще всего это старейшина села или дальний родственник жертвы, который сообщает о решение объявить кровную месть. ­Близкие родственники убитого обычно при этом не присутствуют.

Тот, кто получил такое сообщение, независимо от того, принимает он обвинение или нет, приобретает статус кровника. Если убийца живет в одном селе с родственниками жертвы, то он, как правило, вместе с семьей уезжает в другое место, зачастую довольно далеко. О таком человеке говорят: «Луровелла», или «скрывающийся от кровной мести».

Это правило, как и любое другое в адате кровной мести, глубоко продумано древними. Во–первых, отъезд семьи убийцы продиктован требованиями безопасности, чтобы родные убийцы не попали под горячую руку разгневанных родственников погибшего. Во-вторых, процесс примирения имеет больше шансов на успех, если кровник и его ­родствен­ники не будут, что называется, мозолить глаза пострадавшей стороне. Часто представители виновной сторо­ны, не дожидаясь гонцов от сво­их ­кров­ников, сразу отправляют к ним посредника с заявлением о желании на­чать процесс примирения. И это считается ­хо­рошим тоном.

Есть даже анекдот, высмеивающий недолжное поведение виновной стороны в конфликтных ситуациях. Рассказывается он так.

«Подрались двое молодых чеченцев. В результате один другого порезал ножом. Родственники пострадавшего, как водится, стали ждать, когда к ним с предложением о примирении явятся представители обидчика. Ждали один день, ждали второй день. Но когда и на третий день никто не появился, отец пострадавшего решил: «Наверное, этот парень скрыл от своих родственников факт драки, поэтому они и молчат. Надо сходить и сообщить им». Придя в дом к обидчику сына, чеченец заявляет, обращаясь к его отцу: «Твой сын ударил моего сына ножом. Ты, видимо, об этом не знаешь». В ответ другой чеченец вместо извинительных речей и порицательных слов в адрес драчуна слышит: «Ваха, говорите, ударил ножом? Ваха у нас парень что надо. Он может ударить ножом. Он у нас парень серьезный — отслужил в армии, на заводе работает. Он у нас молодец, запросто может ударить ножом!»

Мораль анекдота такова: отец Вахи ­должен был по обычаю прийти в дом к семье раненого парня и принести ­извинения. А он не только не пошел, но и повел себя нагло и вызывающе — не повинился и не сказал: ах, я не знал, какой он негодяй, я его накажу, простите нас. Этот анекдот в чеченском духе — надо знать менталитет народа, чтобы ­оценить этот юмор.

V. Ложная клятва. Кхера дуй

В случае, когда подозреваемый в убийстве чеченец считает себя невиновным, а у пострадавшей стороны нет неопровержимых доказательств его причастности к преступлению, то снять подозрения можно, поклявшись на Коране. Клятва — это тоже целая церемония, в которой со стороны человека, ее приносящего, участвуют десятки людей. Так, например, в прошлом году поступили братья Ямадаевы, которых подозревали в похищении и убийстве двух братьев московского банкира Абубакара Арсамакова. Ямадаевы вместе со своими многочисленными родственниками приехали в село Алхан-Кала к старейшинам семьи Арсамаковых и поклялись на Коране, что не имеют отношения к исчезновению двух братьев банкира. Клятва была принята. Причем, когда такая клятва приносится, родные убитого или похищенного смотрят не столько на предполагаемого виновника, сколько на старейшин из его рода, которые приносят клятву вместе с ним. ­Счи­тается, что если старейшина не уверен в невиновности своего родственника, он никогда не станет приносить клятву, ведь это грозит ему судом, гораздо более страшным, чем суд кровника: клятвопреступление грозит ему гневом Аллаха.

Конечно, бывает и так, что дают ложную клятву. Есть даже термин в чеченском языке для такого понятия — «кхера дуй». Считается, что клятвопреступление гораздо страшнее самого убийства, и часто бывает так, что родственники убитого, зная, что перед ними стоит настоящий убийца и клянется на Коране, все-таки принимают его ­клятву, полагая, что он наказал себя сам и гораздо страшнее, чем это могли сделать кровники. ­Кхера дуй — один из самых тяжких грехов ислама. Именно потому в обычае принесения клятвы прописана необходимость присутствия на такой клятве многочисленных представителей рода подозреваемого. Если с подозреваемым придет мало родственников, его клятву не примут, сказав ему: «Пойди и при­веди стариков, которые разделят с тобой твою клятву».

Если же клятва принята, а потом при каких-то обстоятельствах выясняется, что клятву дал все-таки убийца, что он соврал всем, что он обманул и своих старейшин, которые клялись с ним вместе, то прощение аннулируется. От убийцы в таком случае могут отказаться его родственники, которых он подставил.

VI. Виновная рука. Куйг бехки

В кровной мести есть такое понятие, как «куйг бехки», что в переводе означает «виновная рука». Это очень важная деталь древнего адата, которую, увы, не всегда соблюдают. Суть понятия такова: преследоваться кровниками может только человек, от руки которого кто-то погиб. Если произошло убийство, рядом с которым находилось третье лицо, это лицо не должно преследоваться кровниками. Даже если убийца умер естественной смертью, наблюдатель не может быть убит кровниками — в таком случае кровная месть распространяется на родственников умершего виновника. Это правило подвергает сомнению распространяемую в последнее время в СМИ информацию о том, что семья бывшего владельца оппозиционного сайта «Ингушетия.ру» Магомеда Евлоева, который был убит одним из милиционеров при задержании, объявила кровную месть президенту республики Мурату Зязикову, ведь он не куйг бехки. Кстати, отец убитого оппозиционера Яхъя Евлоев в середине сентября заявил на пресс-конференции в Московском независимом пресс-центре, что не объявлял кровной мести Мурату Зязикову.

Впрочем, на практике часто происходит так, что людей, имевших опосредованное отношение к смерти, все-таки убивают родственники покойного. Однако это не может считаться именно кровной местью. Это обычная месть, то есть преступление, которое неминуемо породит новую кровную месть.

Далее тут:  http://sidorsan.ru/post306686610/

Шо у нас тут? Кавказьськэ виддилэня?

Спасибо, просветил бля...ты мне про СССР еще расскажи, чего я не знаю. Кстати, заглядывай иногда в словарь русского языка.