Дорогой товарищ Сталин, После смерти поэта Маяковского все дела, связанные с изданием его стихов и увековечением его памяти, сосредоточились у меня.
У меня весь его архив, черновики, записные книжки, рукописи, все его вещи. Я редактирую его издания. Ко мне обращаются за матерьялами, сведениями, фотографиями. Я делаю всё, что от меня зависит, для того, чтобы его стихи печатались, чтобы вещи сохранились и чтобы всё растущий интерес к Маяковскому был хоть сколько-нибудь удовлетворен. А интерес к Маяковскому растет с каждым годом. Его стихи не только не устарели, но они сегодня абсолютно уникальны и являются сильнейшим революционным оружием.
Прошло почти шесть лет со дня смерти Маяковского, и он еще никем не заменен и как был, так и остался крупнейшим поэтом нашей революции. Но далеко не все это понимают. Скоро шесть лет со дня его смерти, а "Полное собрание сочинений" вышло только наполовину, и то - в количестве 10000 экземпляров! Уже больше года ведутся разговоры об однотомнике. Матерьял давно сдан, а книга даже еще не набрана. Детские книги не переиздаются совсем. Книг Маяковского в магазинах нет. Купить их невозможно.
После смерти Маяковского, в постановлении правительства, было предложено организовать кабинет Маяковского, при Комакадемии, где должны были быть сосредоточены все матерьялы и рукописи. До сих пор этого кабинета нет. Матерьялы разбросаны. Часть находится в московском Литературном музее, который ими абсолютно не интересуется. Это видно хотя бы из того, что в бюллетене музея имя Маяковского даже не упоминается. Года три тому назад райсовет Петроградского района предложил мне восстановить последнюю квартиру Маяковского и при ней организовать районную библиотеку имени Маяковского.
Через некоторое время мне сообщили, что Московский Совет отказал в деньгах, а деньги требовались очень небольшие. Домик маленький, деревянный, из четырёх квартир (Таганка, Гендриков пер. 15). Одна квартира - Маяковского. В остальных должна была разместиться библиотека. Немногочисленных жильцов райсовет брался переселить. Квартира очень характерная для быта Маяковского - простая, скромная, чистая. Каждый день домик может оказаться снесенным. Вместо того, чтобы через 50 лет жалеть об этом и по кусочкам собирать предметы быта и рабочей обстановки великого поэта революции, не лучше ли восстановить всё это, пока мы живы. Благодарны же мы сейчас за ту чернильницу, за тот стол и стул, которые нам показывают в домике Лермонтова в Пятигорске. Неоднократно поднимался разговор о переименовании Триумфальной площади в Москве и Надеждинской улицы в Ленинграде - в площадь и улицу Маяковского. Но и это не осуществлено. Это - основное. Не говоря о ряде мелких фактов. Как например: по распоряжению Наркомпроса, из учебника по современной литературе на 1935-ый год выкинули поэмы "Ленин" и "Хорошо!". О них и не упоминается.
Всё это, вместе взятое, указывает на то, что наши учреждения не понимают огромного значения Маяковского - его агитационной роли, его революционной актуальности. Недооценивают тот исключительный интерес, который имеется к нему у комсомольской и советской молодежи. Поэтому его так мало и медленно печатают, вместо того, чтобы печатать его избранные стихи в сотнях тысяч экземпляров. Поэтому не заботятся о том, чтобы, пока они не затеряны, собрать все относящиеся к нему матерьялы.
Не думают о том, чтобы сохранить память о нё для подрастающих поколений. Я одна не могу преодолеть эти бюрократические незаинтересованность и сопротивление - и, после шести лет работы, обращаюсь к Вам, так как не вижу иного способа реализовать огромное революционное наследие Мая ковского.
Л. Брик Письмо датировано 24 ноября 1935 года. Через несколько дней Лили вызвали в Кремль, где ее принял Николай Ежов , секретарь ЦК компартии и председатель Рабкрина. Спустя два года тот же Ежов займет пост комиссара внутренних дел и будет руководить парийными чистками, но пока он - обыкновенный хоть и высокопоставленный, партийный работник: карликопо- добный мужчина с большими серыми глазами, одетый в темную гимнастерку.
"Он похож на хорошего рабочего из плохого советского фильма, - вспоминала Лили, - а может быть и хорошего..." Беседа длилась полтора часа. Ежов расспрашивал Лили, записывал и попросил разрешения сохранить шпаргалку, которую она составила и которая содержала разного рода информацию: хронологические данные, издания и так далее. Потом он читал вслух резолюцию Сталина, написанную красным карандашом поперек ее письма:
"Товарищ Ежов! Очень прошу Вас обратить внимание на письмо Брик. Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи. Безразличие к его памяти и его произведениям - преступление. Жалобы Брик, по моему, правильны. Свяжитесь с ней (с Брик) или вызовите ее в Москву. Привлекайте к делу Таль и Мехлиса и сделайте, пожалуйста, все, что упущено нами. Если моя помощь понадобится, я готов. Привет!
И. Сталин